К началу 60-х годов, когда Толстой приступил к созданию «Войны и Мира», у него уже выработалась своя историко-философская концепция, которая рельефно отразилась в его эпопее. Он считал, что только деятельность отдельного человека может быть осмысленна и разумна, иметь свою цель. Развитие же человечества в целом происходит бессознательно, стихийно; конечные цели истории, если они и существуют, людям неизвестны. Толстой признавал наличие некоей внешней силы, которая направляет ход истории. Это провидение, фатум.
* «Человек сознательно живет для себя,— считает автор,— но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей».
В полном соответствии с такой концепцией писатель отрицает роль личности в истории, ибо никто не в состоянии предопределить ход исторических событий и руководить массами людей, живущих стихийной, «роевой» жизнью. Можно лишь догадываться о смысле совершающихся событий и не мешать их развитию. Такие люди по справедливости заслуживают названия великих. Для Толстого это Кутузов, но никак не Наполеон, который прямо противопоставлен русскому полководцу как выразитель индивидуалистического антигуманного мировоззрения.
В Кутузове Толстой прежде всего выделяет те народные, национальные черты, которые в той или иной степени были присущи и другим положительным героям романа (от простых солдат до Тушина “и Болконского). Он является олицетворением духовной силы и талантливости народа. Осмысливая всю деятельность Кутузова с позиций «мысли народной», Толстой подчеркивает внутреннюю близость полководца к солдатам, его простоту и скромность, естественность и отвращение к любой фальши, напыщенным речам и псевдопатриотизму.
Толстой в соответствии со своей философией истории настаивает на том, что Кутузов был преимущественно наблюдателем, не вмешивался в события, которые и без него развивались в должном направлении:
* «Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся со смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сражения не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти».
Как ни отличаются друг от друга Кутузов и Платон Каратаев, есть нечто общее, что их объединяет. Они руководствуются не дальновидными расчетами, не теоретическими знаниями, не умом даже, а тем народным чувством, которое составляет их существо, полагаясь во всем на судьбу. Как говорил Платон, все совершается «
Но в то же время на страницах «Войны и мира» перед читателями предстает и другой Кутузов — вовсе не бездеятельный полководец, но очень осмотрительный, проницательный и мудрый в своих решениях человек. Толстому даже приходится вступать в полемику с теми историками и мемуаристами, которые настаивали на пассивности Кутузова в Отечественной войне 1812 г. Он один, подчеркивал (писатель, понимал смысл Бородинского сражения, один утверждал, что Бородинская битва была победой русских над французами. «Источник этой необычайной силы прозрения в смысле совершающихся событий,— сказано в романе,— лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его».
Сила Кутузова в том, что он, в отличие от Наполеона, учитывал объективный ход событий, понимал народный характер Отечественной войны и был кровно связан с жизнью своего народа. Наполеон, в изображении Толстого, во всех действиях, во всей своей жизни руководствовался только стремлением к личной славе и безграничной власти. Поэтому его величие оказалось мнимым, его грандиозные планы — авантюристическими. Для Кутузова представление о добре и зле соотносилось с народными оценками; Наполеон же руководствуется только индивидуалистическим сознанием: «…в его пони/мании все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это». Наполеон убежден, что все в мире зависит только от его воли. С этим же связана столь характерная для его поведения фальшь, неестественность, актерская игра даже перед портретом сына.
Конечно, можно отметить, что Толстой совершенно исключает вопрос о Наполеоне как выдающемся государственном и военном деятеле своего времени. Однако автору «Войны и мира» (писателю, а не историку!) необходимо было показать французского императора как циничного и самовлюбленного деспота. Комплекс «наполеонизма», который в те же 60-е годы разоблачал Достоевский в «Преступлении и наказании», был для Толстого выражением идей разъединения и разобщения.
В романе Наполеон сравнивается с шахматным игроком, который руководствуется рассудочными, рациональными правилами игры. Однако он терпит поражение не от шахматного знатока, который превзошел его в более тонком расчете, не от искусного фехтовальщика, более ловко манипулирующего шпагой. Его победили не «диспозиции» штабных теоретиков, а «дубина народной войны», то патриотическое воодушевление, которое было свойственно и Наташе Ростовой, и брату и сестре Болконским, и каждому русскому солдату, Тимохину, Тушину, Денисову, Тихону Щербатому, и, наконец, великому русскому полководцу Кутузову.