В тургеневском романе «Дворянское гнездо» поражает поразительная тонкость в изображении человеческой психологии. Тургенев полагал, что писатель должен быть психологом, но тайным. Можно представить, какое впечатление произвел роман на современников писателя, читая письмо М.Е.Салтыкова-Щедрина к П.В. Аннекову: «Я давно не был так потрясен, но чем именно - не могу дать себе отчета». Несчастье действует на людей различно, смотря по степени их ума и нравственных сил: одних оно убивает, повергает в апатию или ожесточает. Можно считать их людьми со слабой волей или слабым умом (они считают себя несчастными избранниками, жертвами, преследуемыми роком). К числу таких «жалких, больных людей» принадлежат все герои Байрона и его последователей.
Других же людей несчастье возвышает и очищает. Оно является толчком, заставляющим человека задуматься, «оглянуться на себя». После такого толчка эти люди становятся терпимее к другим, понимают чужие страдания. Несчастье становится для них школой, приобретенным опытом. Только таких людей можно назвать «людьми крепкими и нравственно здоровыми». К числу таких людей принадлежал Лаврецкий. Пока можно бороться, он не отступает, а где нет другого исхода - покоряется с «мужественным достоинством». Как писал Д.И.Писарев: «На личности Лаврецкого лежит явственно обозначенная печать народности». Он, как русский человек, страдает про себя, способен скорее к тихому чувству, продолжительной тоске, чем к бурным взрывам отчаяния, страсти. Все действующие лица «Дворянского гнезда» целиком взяты из того времени, когда был написан роман, ни одно из них не обогнало своего века. Это замечание оказалось применимым к личностям Паншина и Лаврецкого.
Но самым ярким его подтверждением является характер Лизаветы Михайловны Калитиной, «одной из самых грациозных личностей, когда-либо созданных Тургеневым». Лиза - девушка, богато одаренная природой; в ней много свежей, неиспорченной жизни, в ней «все искренне, неподдельно». Воображение, настроенное с детства рассказами набожной, но неразвитой няньки, и свойственное каждой женской впечатлительной природе чувство получили полное преобладание над критической способностью ума. Не умея анализировать других, Лиза не может анализировать и собственной личности, считая это грехом. В жизни она отступает от всякой борьбы, с покорностью принимает любое несчастье, как справедливое наказание. «Мы были наказаны», - говорит она Лаврецкому. Но «за что?» - она не может ответить, между тем убеждение ее настолько сильно, что Лиза признает себя виновной. Говоря о воспитании Лизы, Тургенев дал нам ключ к объяснению как нравственной чистоты ее убеждений так и излишней строгости и односторонности ее взгляда на жизнь.
Как и в «Рудине», в «Дворянском гнезде» ощутима жажда деятельности - и не ради собственного благополучия, даже не ради счастья. В конце романа мы слышим размышления Лаврецкого о «молодых силах», вырастающих в усадьбе, где уже нет Лизы, о том, что им предстоит «дело делать, работать». Эти «молодые силы» появились в романе «Накануне». Елену Стахову и Дмитрия Инсарова, главных героев произведения, Тургенев назвал «провозвестниками новой жизни».
Елена - девушка с серьезным складом ума, с «энергической волей», с гуманными стремлениями сердца. Она росла одна, без подруг, совершенно свободно. Елена рано приучила себя к самостоятельному размышлению, к сознательному взгляду на все окружающее.
Даже «все притесненные животные, худые дворовые собаки, осужденные на смерть котята, выпавшие из гнезда воробьи, даже насекомые и гады находили в Елене покровительство и защиту: она сама кормила их, не гнушалась ими». Пустых ласк и нежностей она не любила и не придавала значение словам без дела, уважала практически-полезную деятельность. В неопределенности, бездействии при беспрерывном ожидании чего-то дожила Елена до двадцатого года своей жизни. Она осознает, что ее силы пропадают даром, что жизнь ее пуста. Вскоре встречаются ей четыре человека, из которых один «привлекает к себе всю ее душу».
Это болгарин Дмитрий Инсаров, питающий в душе страстное желание освободить свою родину, этой мысли он предается полностью. Он не может представить себя отдельно от родины. Как писал Н.А.Добролюбов: «Он также живет накануне великого дня свободы своей родины, в котором существо его озарится сознанием счастия, жизнь наполнится и будет уже настоящей жизнью». Любовь к свободе у Инсарова не в сердце, не в рассудке, не в воображении: она у него во всем организме, слилась с ним в одно целое. Поэтому при всей обыкновенности своих способностей, при отсутствии блеска в своей натуре, он стоит намного выше, чем блестящий Шубин и умный Берсенев, хотя оба они тоже люди благородные и любящие.
Елена пишет в своем дневнике: «Андрей Петрович, может быть, ученее его (Инсарова), может быть даже умнее… Но, я не знаю, - он перед ним такой маленький». Все обаяние Инсарова заключается в величии и святости той идеи, которой проникнуто все его существо. Елена, жаждущая деятельного добра, но не знающая, как его делать, мгновенно поражается, еще не видевши Инсарова, рассказом о его замыслах. «Освободить свою родину, - говорит она, - эти слова и выговорить страшно - так они велики». И она чувствует, что слово ее сердца наконец найдено, что она удовлетворена, что выше этой цели нельзя поставить себе и что на всю ее будущую жизнь хватит деятельного содержания, если она пойдет за этим человеком. На вопрос Елены, отомстил ли он убийце своего отца, Инсаров отвечает: «Я не искал его. Я не искал его не потому, чтобы я не могу убить его, - я бы очень спокойно убил его, - но потому, что тут не до частной мести, когда дело идет об освобождении народа. Одно помешало бы другому. В свое время и то не уйдет». Именно в этой любви к общему делу, в этом предчувствии его и заключается великое превосходство болгара Инсарова перед многими русскими героями.
После смерти мужа (Инсарова) Елена не могла уже вернуться в Россию, она поняла другую жизнь. «Вернуться в Россию? Зачем? Что делать в России?» - написала она матери и отправилась в Зару. Автор предпочел лучше оставить ее судьбу в неизвестности, чем вернуть ее под родительский кров и заставить доживать последние дни в одиночестве.