История работы Тургенева над романом «Отцы и дети» представляет особенный интерес, так как судьба романа необычна. В литературоведении недостаточно выяснены вопросы о прототипах главных героев, о творческом замысле писателя, о роли и участии друзей и советчиков Тургенева в судьбе романа, о специфике творческого процесса писателя, наконец, об истории текста романа и о влиянии редактора «Русского вестника» Каткова на Тургенева в период подготовки «Отцов и детей» к опубликованию. А между тем без решения этих вопросов нельзя понять и Объяснить ни противоречий глазного героя — Базарова, ни столь противоположных оценок романа современной Тургеневу (да и последующей) критикой.
Игнорируя все эти важнейшие вопросы, некоторые русские и западноевропейские критики и литературоведы приписывали Тургеневу грубую тенденциозность в создании художественных типов, обвиняли его в оторванности от реальной действительности, в умозрительном конструировании характеров. Для того чтобы противопоставить бездоказательным рассуждениям субъективистской критики действительно объективную картину, необходимо прежде всего проанализировать непосредственные авторские высказывавания по вопросам художественного творчества, документы о прототипах и различных источниках романа, сопоставив их с писательским замыслом, наконец, изучить историю текста романа «Отцы и дети».
На протяжении всего своего жизненного и творческого пути в письмах к разным лицам (к Полине Виар-до, П. В. Анненкову, Я. П. Полонскому, А. А. Фету и другим), в беседах с Л. Н. Майковым, А. В. Половцевым, Н. А. Островской, в комментариях к своим повестям и романам Тургенев неустанно любил повторять, что он никогда не отправлялся от заранее данной идеи при создании художественного образа. Очень ярко эта мысль выражена в статье «По поводу «Отцов и детей»:
«... Я должен сознаться, — пишет Тургенев, — что никогда не покушался «Создавать образ», если не имел исходною точкою не идею, а живое лицо (курсив мой. — П. П.), к которому постепенно примешивались и прикладывались подходящие элементы»1 (Тургенев, т. 14, с. 97). Тургенев повторяет и разъясняет ту же мысль М. А. Милютиной и М. М. Ковалевскому. Он пишет М. А. Милютиной, что он «преимущественно реалист» И более всего интересуется «живою правдою людской физиономии» (Письма, т. 11, с. 31). М. М. Ковалевскому он объясняет: «Мне всегда нужна встреча с живым человеком, непосредственное знакомство с каким-нибудь жизненным фактом, прежде чем приступить к созданию типа или к составлению фабулы...» (Ковалевский М. М. Воспоминания об И. С. Тургеневе. — Минувшие годы, 1908, № 8, с. 14).
Но встреча с «живым человеком» никогда не приводила писателя к простому натуралистическому копированию. «Не то, что я копирую действительные эпизоды или живые личности, — говорил Тургенев, но эти сцены и личности дают мне сырой материал для художественных построений. Мне редко приходится выводить какое-либо знакомое мне лицо, так как в жизни редко встречаешь чистые, беспримесные типы»
Наблюдение над «живым лицом» являлось для Тургенева лишь первейшим и необходимейшим условием создания вымышленного лица, толчком для появления реалистического образа. Поэтому как творческое Тургенева следует воспринимать его слова: «Я никогда не мог творить из головы. Мне, для того чтобы какое-нибудь вымышленное лицо, необходимо избрать себе живого человека, который служил бы мне как бы руководящей нитью...» (Тургенев в воспоминаниях..., т. 2, с. 80). Здесь Тургенев подводит нас вплотную к вопросу о прототипах его произведений, говорит О связи этого вопроса с творческим процессом художника, о его взаимообусловленности с проблемой метода.
Какое же «живое лицо» или каких «живых лиц» имел в виду Тургенев при создании романа «Отцы и дети»? Для ответа на вопрос о прототипах романа мы должны обратиться прежде всего к статье «По поводу «Отцов и детей», этому своеобразному автокомментарию романа, затем к письмам Тургенева, в которых он высказывает свои мысли о реальных людях, вдохновивших его на создание романа, наконец, к воспоминаниям современников Тургенева, которые с различной степенью достоверности освещают затронутую проблему.
В статье «По поводу «Отцов и детей» Тургенев пишет: «...в основание главной фигуры, Базарова, легла одна поразившая меня личность молодого провинциального врача. (Он умер незадолго до 1860 года.) В этом замечательном человеке (Тургенев его именует «доктором Д.». — П. П.) воплотилось—на мои глаза — то едва народившееся, еще бродившее начало, которое потом получило название нигилизма» (Тургенев, т. 14, с. 97). По всей вероятности, провинциальный врач произвел на Тургенева очень сильное впечатление, ибо писатель после встречи с ним «напряженно прислушивался и приглядывался ко всему» (Там же), что его окружало, изучал новые стремления молодых людей и все более и более убеждался в том, что перед его глазами в русском обществе рождается новый тип человека.
Воспоминания А. В. Половцева подтверждают значительность встречи Тургенева с прототипом будущего Базарова — провинциальным врачом Д. Кто же такой Д.? А. В. Половцев в своих воспоминаниях утверждает, что упоминаемый Тургеневым «доктор Д.» — это случайный знакомый Тургенева, уездный врач Дмитриев. Мемуарист приводит следующие слова Тургенева: «Вообще я выдумываю мало. Без уездного врача Дмитриева не было бы Базарова. Я ехал из Петербурга в Москву во втором классе. Он сидел против меня. Говорили мы мало, о пустяках. Он распространялся о каком-то средстве против сибирской язвы. Его мало интересовало — кто я, да и вообще литература. Меня поразила в нем базаровская манера, и я стал всюду приглядываться к этому нарождающемуся типу» (Половцев А. В. Воспоминания о Тургеневе.
Итак, первоначальным толчком и в то же время материалом для художественного построения образа Базарова послужило «живое лицо» (доктор Д., В. И. Якушкин или черты того и другого). От него, как от исходной точки, отправлялся писатель, но и здесь, как в предшествующих романах («Рудин», «Накануне»), Тургенев не копировал действительные эпизоды из жизни названных лиц, а извлекал обобщенный художественный смысл. Писатель совершенно недвусмысленно заявлял, что, кроме наблюдений над доктором Д., он пользовался и различными другими источниками, выясняющими политическую и философскую сущность изображенного типа. «Р.исуя фигуру Базарова, я исключил из круга его симпатий все художественное, я придал ему резкость и бе
Лица, подобные упомянутому доктору, то есть демократы-разночинцы, стали весьма распространенным явлением после 1861 года, вызвав к себе значительный интерес большого круга писателей. В период же работы над романом «Отцы и дети» Тургенев встречал таких лиц не слишком много. Однако, как наблюдательный и чуткий к современности художник, он сумел подметить в них главное. Синтезировать наблюдения над конкретными шестидесятниками Тургеневу помогло обращение к истокам демократического движения в России. Как художник весьма объективный, умевший смирять свою дворянскую гордость перед неумолимым движением истории, Тургенев откровенно признавался В письме А. П. Философской от 18 (30) августа 1874 года: «Я бы мог назвать Вам молодых людей с мнениями гораздо более резкими, с формами гораздо более угловатыми — перед которыми я, старик, шапку снимаю, потому что чувствую в них действительное присутствие силы, и таланта, и ума».
Признание силы, таланта и ума в людях противоположного ему, Тургеневу, лагеря явилось весьма существенным моментом для создания правдивого образа молодого демократа-естественника в романе «Отцы и дети». Но одного этого признания было еще недостаточно. Потребовалось глубокое осмысление взглядов тех молодых людей, перед которыми Тургенев готов был «сиять шапку». А взгляды их в 60-е годы, как известно, формировались под влиянием учений лидеров демократического и либерального движения 40-х годов (в 40-х годах демократизм и либерализм еще не были так ощутимо расчленены).
И хотя сами эти лидеры не являлись конкретными прототипами героев романа «Отцы и дети», Тургенев не мог не обратиться к их доктринам, как к источникам, питавшим всех участников освободительного движения, прогрессивных разночинцев-естественников, деятелей русской материалистической науки (например, таких, как провинциальный врач Д. или В. И. Якушкин).
Поэтому Тургенев в письме К. К. Случевскому из Парижа от 14 (26) апреля 1862 года и называет «истинных отрицателей», то есть реальных лидеров демократического (для 40-х годов также и либерального) движения, в учениях которых демократы-разночинцы 60-х годов могли черпать и черпали материал для своих новых теорий, научных гипотез, для построения своих политических и эстетических программ. Тургенев называет «истинными отрицателями» Белинского, Бакунина, Герцена, Добролюбова, Спешнева, отмечая, что «они идут по своей дороге потому только, что более чутки к требованиям народной жизни» (Письма, т. 4, с. 380).
Наше литературоведение не располагает документами и материалами, которые подтвердили бы сказанное Тургеневым в отношении Бакунина и Спешнева. Бакунин, как в свое время указывалось критиками-современниками Тургенева и как это признавал сам писатель, нашел свое более или менее точное отражение в образе главного героя романа «Рудин». А рудинский и базаровский типы почти не имеют между собой никаких точек соприкосновения. Тем критикам, которые пытались установить какую-то общность между Базаровым и Рудиным, Тургенев со злой иронией отвечал: «Что было сказать? Рудин и Базаров один и тот же тип!» (Тургенев, т. 14, с. 98).
Современники Тургенева не без оснований усматривали во взглядах Базарова отдельные яркие черты и другого лидера демократического движения — II. А. Добролюбова. И действительно, многие выпады Добролюбова против либерализма, против фальшивой дворянской филантропии, бесплодных словесных споров об общественном благе, гласности и прочих так Называемых либеральных свободах были использованы Тургеневым для политической характеристики главного героя романа. Так, например, Добролюбов в статье «Литературные мелочи прошлого года» (Современник, 1859, № 1) писал: «...нам и всей молодой, свежей публике кажутся так мелки и смешны декламации пожилых мудрецов об общественных язвах, адвокатуре, свободе слова и т. д. и т. д.» (Добролюбов, т. 4, с. 76), а в статье «Из Турина» (Современник, 1861, № 3) резко высказывался о парламентаризме: «Европа, как вы знаете, превратилась теперь в «говорильню», как перевел бы покойный Шишков слово «парламент» (Там же, т. 7, с. 7). Базаров же в X главе романа почти текстуально повторяет Добролюбова, усиливая лишь приговор пресловутым либеральным свободам: «А потом мы догадались, что болтать, все только болтать о наших язвах не- стоит труда, что это ведет только к пошлости и доктринерству... что мы занимаемся вздором, толкуем о каком-то искусстве, бессознательном творчестве, о парламентаризме, об адвокатуре и черт знает о чем...»
Итак, политические и философские взгляды Чернышевского и Добролюбова, составлявшие в сущности идеологическую платформу журнала «Современник», послужили материалами и источниками для создания идейного облика Базарова. Отражение идеологической платформы журнала «Современник» в романе «Отцы и дети» признается представителями самых крайних флангов русской журналистики 60—70-х годов: от М. Е. Салтыкова-Щедрина до консерватора М. Н. Каткова, который вынужден был согласиться с тем, что Базаров наиболее умно и толково выражает мысли сотрудников «Современника». Каким бы рьяным охранителем ни являлся Катков, какие бы ретроградные идеи он ни высказывал о тургеневском романе, данное его признание о Базарове должно быть принято, ибо детальное изучение и сопоставление публицистики и беллетристики журнала «Современник» за 1855—1860 годы (напомним, что действие романа «Отцы и дети» относится к 1859 году) с высказываниями Базарова убеждает нас в том, что тургеневский герой действительно умно и толково, с присущей ему лаконичностью высказывает то, что писали Н. Чернышевский и Н. Добролюбов в своих статьях, а Н. Успенский — в рассказах, являвшихся программными для «Современника».
В перечне «истинных отрицателей» (в том же письме К. К. Случевскому от 14 (26) апреля 1862 года) Тургенев не упоминает Д. И. Писарева. А между тем деятельность этого яркого и талантливого критика в значительной мере послужила весьма благодатным материалом для создания образа русского нигилиста Базарова. Мы отнюдь не собираемся утверждать, что Писарев был прототипом тургеневского героя (как мы этого не делали по отношению к Чернышевскому и Добролюбову) , но Тургеневу были известны многочисленные статьи и рецензии критика, в которых высказывались мысли, близкие к эстетической платформе и политической программе Чернышевского и Добролюбова.