Первая оригинальная комедия Фонвизина «Бригадир» (закончена в 1769 году) создавалась в обстановке общественного подъема, связанного с подготовкой к открытию и работой Комиссии по составлению нового уложения. Идейный настрой комедии был близок выступлениям передовых депутатов в этой Комиссии.
Основная задача драматурга в «Бригадире» - показать истинное лицо дворянства - отчетливо выступает сквозь внешнюю почти водевильную фабулу (все отрицательные персонажи, кроме Бригадирши, амурничают друг с другом). Выставив на позорище дворянина-военного, дворянина-чиновника, дворянина Ивана, не помнящего своего родства, в смешном, неприглядном, а порой устрашающем виде, Фонвизин своевременно опровергал лживые речи дворянских идеологов, разглагольствовавших в Комиссии о якобы неоценимых перед отечеством заслугах «благородного сословия», которыми они оправдывали бесконтрольное владение помещиков своими крепостными. В этом плане «Бригадир» оказался созвучен и обличительному пафосу «Трутня» Новикова.
А что же происходило на сцене? Открывался занавес, и перед зрителем возникала комната в деревенском доме Советника. По комнате, куря, расхаживает Бригадир. Его сын, «кобсняся» (ломаясь), пьет чай; за столиком с чайным прибором, «жеманяся», разливает чай Советница (она хозяйка дома). Экономная Бригадирша и здесь не теряет даром времени: сидя поодаль, вяжет чулок. Молодая благовоспитанная дочь Советника и падчерица Советницы Софья занята более тонкой работой - художественным вышиванием в пяльцах. Бригадир и Советник одеты без претензий (первый в сюртуке, второй в казакине). «Новоманирные» щеголи Иванушка и Советница - оба в дезабилье (нарядный утренний туалет), а на голове Советницы еще и корнет (чепец с рожками). Начало действия в пьесе воспринималось как продолжение разговора, происходившего еще до поднятия занавеса. Советник, глядя в календарь, объявляет: «Так ежели бог благословит, то двадцать шестое число быть свадьбе».
В ответ слышится вздох Иванушки. Бригадир с одобрением подхватывает предложение Советника: «Очень изрядно, добрый сосед». И поведение персонажей, и их разговоры в приведенном эпизоде по своей естественности оказывались как бы выхваченными прямо из жизни. Такого начала еще не было ни у одной из русских пьес.
Так на русской сцене был реализован совет Дидро - «перенести в театр гостиную… так, как она есть» (сам Дидро начал свою драму «Отец семейства» подобной ремаркой).
Свой сатирический огонь Фонвизин сосредоточил прежде всего против трех действующих лиц Иванушки, Советника и Бригадира, так как именно они и им подобные из «благородного сословия» представлялись сатирику наиболее опасными в социально-бытовом отношении.
Зритель весело смеялся, слыша о желании Иванушки иметь такую жену, с которой бы он «говорить не мог иным языком, кроме французского». Не меньшее веселье вызывали и невольные саморазоблачения этого балбеса:
* «В Париже все почитали меня так, как я заслуживаю… Все моим разговором восхищались. Где меня ни видали, везде у всех радость являлся на лицах, и часто, не могши ее скрыть, декларировали ее таким чрезвычайным смехом, который прямо показывал, что они обо мне думают». Лукавая насмешка автора звучала и в следующем диалоге Иванушки со своей союзницей на «поприще» галломании и щегольства - Советницей.
Иванушка. По моему мнению, кружева и блонды составляют голове наилучшее украшение. Педанты думают, что это вздор и что надобно украшать голову сну три, а не снаружи. Какая пустота! Черт ли видит то, что скрыто? а наружное всяк видит.
Советница. Так, душа моя: я сама с тобою одних сантиментов; я вижу, что у тебя на голове пудра, а есть ли что в голове, того, черт меня возьми, приметить не могу.
Иванушка. Конечно, этого и никто приметить не может.
Но уже не веселый смех, а чувство отвращения вызывает у зрителя отступничеств
В разоблачении антипатриотизма и космополитизма раболепствующей части русского дворянства Фонвизин следовал за Кантемиром, Сумароковым, Новиковым (напомним здесь хотя бы о «молодом российском поросенке, возвратившемся из чужих земель уже совершенною свиньею», из журнала «Трутень»),
Омерзительны отношение Иванушки к собственным родителям, его беспредельный эгоизм и полная неблагодарность. Конечно, назвать Бригадира и Бригадиршу «животными» - еще полбеды (они того вполне заслуживают), хотя и не Иванушке это делать. Вряд ли было допустимо сыну вызвать своего отца на дуэль из-за того, что они оказались «ривалями» (соперниками). И уже совсем отвратительно ожидать смерти своих родителей: «Итак, вы знаете, что я несчастливый человек. Живу уже двадцать пять лет и имею еще отца и мать».
Все же даже при создании традиционно прямолинейного образа Иванушки Фонвизин в какой-то степени отступал от правил классицизма. Так, Иванушка, неспособный по существу своего характера к серьезной любви, в последней сцене расставания неожиданно проявляет, как, впрочем, и Советница, искренние чувство. Ограниченный, глупый, «дурак, который набит одними французскими глупостями» (по определению Софьи уже в I явлении 1-го действия), он в то же время после слов Советницы о том, что ее муж вышел в отставку в связи с указом о лихоимстве и увез ее «мучить в деревню», не без проницательности добавил: «…которую, конечно, нажил до указа». Во всем этом сказалось стремление Фонвизина показать жизнь и характеры многостороннее и многограннее, чем того требовал классицизм.
В «Бригадире» Фонвизин не ограничился только осмеянием отрицательных сторон действительности, но искал и их причины, их социальную обусловленность.
Почему могли появляться типы, подобные Иванушке и Советнице? На этот вопрос в комедии отвечает, положительный персонаж-Добролюбов: «Всему причиной воспитание». Любопытно, что примерно то же самое говорит и Бригадир, когда упрекает свою жену за то, что она помешала записать Иванушку в полк, где бы он ума набрался, и избаловала, его. Невежественный и грубый Бригадир в то же время не был лишен здравого смысла; результаты избалованности и модного «воспитания» своего сына он имел возможность ощущать больше других. Но, вероятно, Фонвизин допустил просчет, переадресовав свои мысли на мгновение прозревшему Иванушке: «Молодой человек подобен воску. Ежели б к несчастью и я попался к русскому, который бы любил свою нацию, я, может быть, и не был бы таков».
Уродство русской жизни в среде «благородного сословия» существенно дополняют образы Советника и Бригадира. Известно, каким бичом для всех сословий (а для неимущих в особенности) являлось повсеместное лихоимство, укоренившееся в российском чиновно-судейском аппарате. Эта «заразительная болезнь», пользуясь словами Сумарокова, к середине века приняла столь откровенные формы и такие устрашающие размеры, что против нее пришлось выступить даже самим императрицам: в конце своего царствования Елизавета Петровна в одном из указов осуждала «несытую алчбу» чиновников, превративших служебные места в «торжище», а Екатерина II, придя к власти, издала указ, запрещавший брать взятки (так как, где «правосудие пресекается», там «и всему обществу немалой вред причиняется») и отрешавший от должности уличенных во взяточничестве чиновников. Но эти указы не могли внести сколько-нибудь существенных перемен в судебную практику. Обличение порочности мира продолжалось сатириками с неослабевающей силой.