Любовь Раневская: «Продавайте и меня вместе с садом...»

Железная дорога в пьесе Чехова символизирует объективную, неза­висимую от действующих лиц уг­розу, нависшую над вишневым садом. Утрату вишневого сада и Раневская, и Гаев воспринимают как горе, несчастье, беду. Однако же во всем этом есть и их личная вина. Та неразбе­риха, о которой упоминала О. Л. Книппер-Чехова, была следствием как объективных, так и субъектив­ных причин, слитых воедино. Отсюда и сложность Раневской, парадоксальная близость ее хороших, добрых человеческих качеств и равнодушия, эгоиз­ма, жестокости. И далеко не всегда можно провести четкую грань, сразу заметить, как ее нежность, бескорыстие, доброжелательность неуловимо преобра­зуются в легкомыслие, безответственность и — не будем бояться этого слова — предательство.

Ни одна пьеса Чехова не вызывала в критике и литературоведении таких дискуссий, как «Вишне­вый сад». Если же говорить о действующих лицах, то наиболее спорным оказался образ Раневской. Часто Раневскую воспринимали как выразительницу настроений загнивающего дворянства, пустую, взбал­мошную женщину, запутавшуюся в своей личной жизни, «очаровательную паразитку» (В. В. Ермилов). В спектаклях и исследованиях последних лет ее нередко воспринимают уже совершенно иначе. Из­вестная актриса Ада Роговцева, с успехом сыгравшая роль Раневской в Киевском театре им. Леси Ук­раинки, говорила о своей героине: «Это воплощение какой-то глубочайшей женственности, духовности».

Образ Раневской действительно сложный, однако, подчеркнем, не противоречивый. Сложность не рав­няется противоречивости. Раневская постоянно верна себе, у нее есть внутренняя логика поведения. «Ра­невскую играть не трудно, — писал Чехов О. Л. Книппер-Чеховой 25 октября 1903 г., — надо т

олько с са­мого начала верный тон взять...»Раневская, несомненно, способна на глубокие пе­реживания, может испытывать настоящее горе. Но настроение ее меняется чуть ли не мгновенно. От­сюда переходы от слез к смеху, от печали к веселью, от ощущения нависшей угрозы к беспоч­венным надеждам на чудесное спасение.

Очень важно в этом отношении третье действие, в котором изображается бессмысленный бал, устроен­ный по настоянию Раневской в самый день торгов. Мысли Любови Андреевны все время там, в городе, на аукционе, она не может забыть о судьбе виш­невого сада ни на минуту, но вслух говорит о чем-то другом, необязательном, случайном.

Любовь Андреевна с внутренним волнением спра­шивает: «Отчего так долго нет Леонида?» А в авторской ремарке сказано, что говорит она это, напевая лезгинку! И в этом вся Раневская.

Конечно, можно воспринимать героиню как носи­тельницу прекрасных традиций высокой духовной куль­туры. Но никак нельзя забывать, что как раз с по­зиций этой культуры Чехов и судит ее, причем судит суровым судом. Гибель вишневого сада и на ее совести.

«О, сад мой! После темной ненастной осени и хо­лодной зимы опять ты молод, полон счастья, анге­лы небесные не покинули тебя...» — так говорит Ра­невская, и говорит прекрасно. Это язык больших и красивых человеческих чувств. Но даже «ангелам небесным» не дано спасти чудесный вишневый сад, проданный и — будем говорить прямо — преданный его владельцами. Продан не просто сад: проданы культура, память о прошлом, о молодости, память о самом святом на свете — о матери... Не забудем, что именно в саду привиделся Раневской призрак мате­ри — как напоминание, предупреждение, может быть, укор...