Жить по правде очень трудно. Особенно если общество, в котором ты живешь, насквозь фальшиво Почти каждое из литературных произведений посвящено борьбе героя за право жить честно, за возможность быть счастливым благодаря той правде, которая соответствует всеобщим нравственным принципам
Рассмотрим тему на примере творчества одного из самых "правдивых" писателей — А П.Чехова.
Примерно с 1887 года по начало 90-х годов он работал над романом, о котором так говорил в одном из писем: "В основу сего романа кладу я жизнь хороших людей, их лица, дела, слова, мысли и надежды..." Роман этот Чехов впоследствии уничтожил, остались лишь небольшие отрывки. Но сам факт работы над ним заслуживает внимания. Мы видим, каким сложным было творчество Чехова второй половины 80-х и начала 90-х годов. С одной стороны, создание "гнетущего впечатления", повесть, где в тюремной "палате" угадываются черты всей чиновно-крепостнической России. С другой — работа над романом о "хороших людях", об их "мыслях и надеждах".
Даже в этот тяжелый и суровый период творчества Чехов не ограничивался изображением мрачных сторон действительности, но искал проблески в душе своего героя.
С середины 90-х годов в общественной жизни России началась новая историческая полоса. В дневниковой записи В Г. Короленко читаем: "Общество ждет и надеется". Почти в тех же словах говорит об этом времени Чехов: "Все ждут и на что-то надеются".
Важная тема повестей и рассказов этих лет может быть определена названием одного из его рассказов — "Человек в футляре". Это заглавие вполне сопоставимо с гоголевским образом — "Мертвые души". "Футляр" становится у Чехова символом всей жизни, "не запрещенной циркулярно, но и не разрешенной вполне". Если говорить обобщенно, содержанием многих его произведений является борьба "человека" и "футляра".
Повесть "Мужики" вызвала особенно острые споры. Писатели-народники любили изображать деревню как царство доброй и наивной патриархальности, не тронутое "язвами" капитализма. В ней они видели единственное спасение от тлетворного влияния город
Беспощадно-правдивое изображение деревни в чеховской повести "Мужики" наносило удар этим фальшивым представлениям. "Ее читали, обсуждали, по поводу ее много спорили. Впечатление от нее было ошеломляющее. Как обухом по голове" (Н.И.Иванкжов). Чехова упрекали в том, что он не видит ничего светлого в жизни деревни. Однако писатель никак не заслуживал подобных обвинений. Герои его "Мужиков" действительно невежественны, забиты, но по сути они человечны. "Да, жить с ними было страшно, — думает героиня повести Ольга, — но все же они люди, они страдают и плачут, как люди, и в жизни их нет ничего такого, чему нельзя было бы найти оправдание".
Когда критики спорили о "Мужиках", об отношении писателя к деревне, они не знали, что Чехов работает над продолжением повести. В ее опубликованной части говорилось о том, как лакей Николай Чикильдеев заболел и поехал с женой Ольгой и дочкой Сашей на поправку. Они попадают в царство бедности, забитости и страданий. Николай умирает, а Ольга и Саша, побираясь, идут в Москву.
В том продолжении повести, которое осталось у Чехова в виде незаконченных черновиков, описывалась горестная жизнь Ольги и Саши уже в Москве.
С глубокой любовью, как всегда у Чехова сдержанной, нигде прямо не высказанной, рисует он судьбу девочки Саши — ее путь из детства на самое дно жизни. От матери она унаследовала не только мягкость, доброту, поэтичность, но также: "Терпи и все тут". Незаконченная повесть обрывается в тот момент, когда Ольга, служащая в меблированных комнатах, уволенная, исчезает, а Саша идет на улицу. Чехов обнаружил редкостное "двойное зрение": пристально изучая жизнь и быт, окружающие Сашу сначала в деревне, а затем в городе, он внимательно вглядывался во внутренний мир маленькой героини трагической мужицкой и городской эпопеи.
Однако как ни страшна жизнь, как ни горестна судьба человека и народа, писатель не ставит окончательной точки в конце произведения, оставляет финал открытым. Чеховская правда, верность действительности, суровое изображение самых мрачных ее сторон — все это не отнимает у читателя веры в жизнь, надежды на то, что она может стать иной.