Хотя Шиллер и ссылается на то, что подобного рода политические деятели существовали в XVI веке (в качестве примера он называет вождя нидерландской буржуазной революции Вильгельма Оранского и главу французских гугенотов Колиньи), но совершенно очевидно, что его герой, являющийся выразителем «идеала республиканской добродетели», не есть попытка воссоздать тип деятеля того времени, а скорее образ, который Шиллер стремился представить своим современникам в качестве примера, заслуживающего подражания. Маркиз Поза действительно – человек эпохи «между тьмой и светом». Его мысль озарена светом грядущей свободы, но живет он в условиях феодально-абсолютистской тьмы.
Проповедь реформ сверху вместо демократической революции снизу была поднята на щит трусливой немецкой буржуазией в XIX веке, особенно после подавления революции 1848-1849 годов, когда подготавливалась капитуляция буржуазии перед Бисмарком. То, что в «Дон Карлосе» было выражением отсталости и слабости социально-политического развития Германии XVIII века, переносилось идеологами либеральной буржуазии на совершенно другие общественно-политические условия Германии XIX века и представляло собой буржуазно-либеральное извращение гуманистических свободолюбивых идей Шиллера.
Эти новые устремления Шиллера в области драмы получают выражение в письме директору. Мангеймского театра Дальбергу от 24 августа 1784 года. «Не могу простить себе, – пишет поэт о своих прежних произведениях, – что я был так упрям, может быть, даже тщеславен и, желая блеснуть в противоположной сфере, ставил свою фантазию на мещанские котурны, в то время как высокая трагедия являет собой столь плодотворное поприще, в то время как я мог бы сказать, она создана для меня. Здесь я достигну большего, блистательнейшего, вызову больше благодарности и удивления, чем на любом поприще, ибо возможно, что в трагедии поднимусь на недосягаемую высоту, тогда как в другом могу оказаться превзойденным. Как я рад, что достаточно овладел ямбом; стихи, безусловно, придадут моему Карлосу немало блеска и достоинства.
Понятно, что после выхода летом 1787 года окончательной редакции «Дон Карлоса» всем бросилась в глаза та перемена, которая произошла в политических взглядах Шиллера со времени написания им «Разбойников». Критика сразу же отметила, что период «бури и натиска» в творчестве поэта прошел, что вместо титанизма, характерного для первых его трех драм, в «Дон Карлосе» господствует «проповедь реформы», что вместо «буйного, разрушительного» революционного переворота снизу драматург выдвигает идею прогресса путем мирной эволюции, что «разбойничий кинжал» уступил место «мечу свободного слова».
И все же гибель положительных героев не означает здесь отречения от идей, которым они служат. В этом отношении «Дон Карлос» отличается от «Разбойников» и «Заговора Фиеско». В штюрмерских драмах, особенно в их финалах, Шиллер, как мы знаем, пришел к отрицанию путей и средств борьбы, избранных героями. В «Дон Карлосе» герои не терпят морального поражения. Мотив неизбежности грядущей победы прогрессивных идеалов с большой силой звучит на протяжении всей трагедии. Пусть до этой победы еще далеко, но у Шиллера нет сомнения в том, что она когда-то произойдет. Этот оптимизм в отношении исторических перспектив борьбы за свободу составляет одну из важнейших отличительных черт «Дон Карлоса».
Метод Шиллера в драме – использование героев в качестве «рупоров идей» – получил особенно наглядное и четкое выражение в «Дон Карлосе». Противопоставляя два борющихся лагеря, лагерь деспотизма и лагерь свободы, Шиллер не раскрывает своеобразия исторических условий и классов
Новые идейные позиции Шиллера обусловили новые черты художественного метода драматурга в данном произведении. Так как целью драмы является уже не призыв к непосредственному действию, а установление некоей общей закономерности исторического процесса, то Шиллер искал более монументальной, классической формы, которая возвышалась бы над уровнем конфликтов семейно-бытовых. Отказываясь от «мещанской» тематики, Шиллер отказывается и от разговорного прозаического языка, на котором написаны его первые три драмы. Теперь он ратует за «высокую трагедию в стихах», противопоставляемую им «хаотической» композиции его собственных «Разбойников» и «Коварства и любви».
Шиллер отнюдь не отвергал и непосредственной борьбы за политическую справедливость. В сюжете драмы немалую роль играет тот факт, что Карлос намеревается отправиться в Нидерланды и возглавить там борьбу народа за свое освобождение. Этому плану не суждено было осуществиться, ибо Карлос погиб, не успев бежать в Нидерланды. Но существенно то, что и Поза и вдохновляемый им на подвиги принц не отвергают принципа вооруженной борьбы как одного из средств достижения цели.
С горячностью защищает автор «Писем» и свой тезис о реорганизации общества «сверху» просвещенной личностью на троне. Он пишет своему воображаемому корреспонденту: «Припомните, дорогой друг, некоторый разговор между нами об излюбленном предмете нашего века, о распространении более чистой, мягкой гуманности, о наивысшей свободе личности при наивысшем расцвете государственности словом, о совершеннейшем состоянии, которого сообразно своим силам и своей природе способно достигнуть человечество… Мы закончили тогда романтическим пожеланием, чтобы случаю, которому приходилось ведь творить и большие чудеса, уже в ближайшем Юлиановом цикле угодно было воскресить в первенце какого-либо будущего властелина той или иной страны на нашем или другом полушарии наши мысли, наши мечты и убеждения…».
Следует, однако, не упустить из виду, что, хотя Шиллер и развивает идею просвещенного абсолютизма со всей свойственной ему как писателю воодушевленностью, он все же отнюдь не настолько наивен, чтобы не понимать, что это всего лишь романтическая мечта, дело случая, или, как он выражается в восьмом письме,- «игра». Как ни хотелось бы Шиллеру видеть свою мечту осуществленной, как художник он объективно показывает в своей трагедии ее крах. Все попытки маркиза Позы оказываются тщетными. Гибнет он сам, погибает Дон Карлос, на которого маркиз возлагал свои надежды, монархия Филиппа II остается непоколебленной.
Желая разъяснить свои взгляды, Шиллер написал специальное сочинение «Письма о «Дон Карлосе» (1788). Автор «Писем» соглашается с теми критиками «Дон Карлоса», которые связывали выдвижение образа маркиза Позы на первое место в драме с политической эволюцией самого драматурга. «Письма» и были написаны главным образом в защиту идей Позы. Отвечая на упрек в чрезмерной модернизации главного героя, Шиллер оправдывает ее тем, что «по примеру всех больших умов» такой характер возникает между тьмой и светом, – явление выделяющееся, «изолированное».