Величайшим открытием реализма явилось понимание социально-исторической обусловленности психологии человека. Художественный детерминизм XIX века связан с тщательным изучением закономерностей, управляющих действительностью. Однако конкретно-историческая трактовка человеческих характеров по-разному реализуется на различных этапах русской литературы. Чтобы проследить непрестанное развитие принципов художественного метода, обратимся к формам психологического анализа, связанным с различными нюансами в решении проблемы свободы и необходимости.
Мотивировка — одна из центральных особенностей психологизма. Исследователи уже отмечали несомкнутость различных детерминирующих мотивировок в романе Пушкина «Евгений Онегин». Напомним лишь пример непоследовательности писателя-реалиста в этом обращении к психологической детерминации. Разочарованный, всем пресыщенный, утомленный «наукой страсти нежной», потерявший чистоту и силу естественного чувства, Онегин в момент второй встречи с Татьяной, уже «модной законодательницей зал», отдается той любви, которая становится напряжением всех внутренних душевных сил, и значит, доверием к жизни и признанием ее несомненной ценности. Этот качественный скачок в нравственно-психологическом мире Онегина до сих пор вызывает разнообразные толкования в критике. Неожиданную «жизнедеятельность» Онегина можно объяснить духовным возрождением героя в результате путешествия и сближения его с русской народной жизнью. Другие считают, что страсть вспыхнула не без воздействия «соблазнительных», «мишурных» обстоятельств, что герой загорается страстным порывом к счастью, лишь, когда оно становится недоступным и соблазнительным. Однако все эти толкования только предположительные, нет в романе объяснения нравственно-психологического перелома Онегина.
Лермонтов в «Княгине Литовской», углубляя пушкинские традиции, превратил социально-бытовой фон в среду, детерминирующую героя. Но опыт этой повести по конкретно-социальной интерпретации характеров перешел в новую книгу о «герое времени» в «снятом виде», как разъясняет А. А. Жук. Имеется в виду «цепь миниатюрных физиологии, оставшихся формой воплощения «среды». «Герой нашего времени» — роман философский, принципиально отличный от романа социально-бытового, в котором персонажи непосредственно с ближайшей классовой средой, с прочно налаженным бытом. В философском же романе художественная структура выводит центрального героя за пределы его социальной сферы, обособленной сословной касты, включает в многосторонние связи с миром. Являясь «вечным странником», Печорин всегда в дороге, то в кавказской крепости и горном ауле, то в лачуге контрабандистов, то в пестрой среде пятигорского «водяного общества».
Е. Михайлова писала о том, что в романе расширяется наше представление о типических обстоятельствах. Это уже не только конкретно-бытовая, социальная среда, в которой вращается герой, но вся совокупность общественно-исторических условий, эпоха бевременья 30-х годов, определившая содержание личности и характер судьбы Печорина, Историческая мотивировка выдвигается самим заглавием романа и указывает на ситуацию, когда само «время» не допускает достойной реализации «необъятных сил» героя, лишает «большой цели», «широкой деятельности» и обрекает на «пустое действие».
Вместе с тем «история души человеческой» противопоставляется «истории целого народа», и в этом противопоставлении мы находим доказательство генетических связей лермонтовского романа с романтизмом.
Во всяком случае, романтическая субъективность окрашивает многотональное повествование. По-разному решается вопрос о том, является ли характер Печорина конкретно-историческим, социально обусловленным или же он создан по законам романтической типизации. Несомненно, диалектическое единство социально-типического и общечеловеческого в личности Печорина не исключает острой противоречивой связи между ними.
В реалистических романах Пушкина и Лермонтова, выросших на почве романтизма, закон исторической и социальной детерминации осуществлялся не всегда последовательно и порою оч
Искусство последовательных мотивировок приобретать- разнообразные и сложные функции в романах Гончарова, Тургенева, Толстого, оно было вызвано историческими причинами, а также внутренними законами художественного развития.
Обусловленность — от самой широкой, исторической, социальной до бытового определения мельчайших душевных движений в произведениях Толстого — была подмечена А, П. Скафтымовым. По мысли этого ученого, если у предшественников Толстого, Бальзака, Диккенса, Гоголя, Гончарова связи между бытом и психикой даны в статическом синтезе, как отслоившийся результат, то у Толстого постоянно выступает внутренняя органическая связь между текучим духовным миром персонажей и материально-конкретной, «вещественной» обстановкой. «У Толстого описания чувства, как такового, нет. Его изображение эмоционального состояния всегда состоит, в сущности, из перечня тех воздействий, Какие пришли из внешнего мира и притронулись к душе. Душа всегда звучит под бесчисленными, иногда незаметными, неслышными пальцами действительности данного момента».
Однако взаимодействие между материальным окружением человека и ходом его беспрерывно бегущих психических состояний в произведениях Толстого совсем не является постоянным. Писатель обращается также и к более сложным формам обусловленности внутреннего мира, в особенности интеллектуального героя.
Углубление психологического анализа в произведениях писателей 60—70-х годов было связано с выдвижением личности, с ее освобождением от гнета сословных традиций в условиях развивающегося капитализма. Характеризуя общественную обстановку этого периода, Писарев писал о том, что она выражает себя «горячей войной литературы против бессмысленных средневековых стеснений личности». Само возникновение проблемы личности в эту пору Ленин связывал с историческими процессами: «.. .именно пореформенная Россия принесла этот подъем чувства личности, чувства собственного достоинства».
Острейшая и разнообразнейшая постановка проблемы личности в литературе, безусловно, связана с выявлением исторических противоречий, с переломным моментом русской истории. «В 60—70-е годы совершается интенсивный рост личностного самосознания, который, на наш взгляд, — пишет Г. К- Щенников, — является такой же важной социально-психологической предпосылкой разночинского освободительного движения, как подъем национального самосознания в период дворянской революционности и формирование классового сознания на пролетарском этапе борьбы».
Именно эта эпоха динамического развития капитализма в России, разрушившая прежние патриархальные отношения между людьми, эпоха эгоистического разъединения, обострения социальных антагонизмов вдохновила Толстого и Достоевского напомнить об объединяющих началах нравственности, о том, что люди ~ братья по своей сущности, что они располагают даром свободы и вольны не участвовать в истреблении друг друга.
Литература 60-х годов обратилась к непосредственному выражению идеальных представлений о человеке.Проблема личности в ее разветвленных связях с миром общественных отношений становится наиболее актуальной для писателей, чутко улавливающих новые тенденции общественной жизни. 60—70-е годы ознаменованы значительными идейно-эстетическими сдвигами, новыми принципами типизации в реализме, новыми формами психологического анализа, связанными с раскрепощением личности в условиях буржуазной динамической действительности. Писателей стал интересовать не сословный тип и социальный характер, а индивидуальный нравственно-психологический склад человека, и поэтому проблема социально-типического в соотнесенности с общечеловеческим содержанием в личности литературного героя приобрела особую актуальность.