Обратимся теперь к рассмотрению литературы Киевской Руси. Было бы совершенно неверно полагать, что именно переводная Литература явилась единственной и основной школой литературного мастерства для древнерусских переводчиков и писателей. Огромное влияние оказали на них богатые традиции устного народного творчества, и, прежде всего традиции славянского эпоса.
Как мы увидим далее, народные эпические предания представляют собой исключительно яркое художественное явление, не имеющее аналогии в известных нам памятниках переводной литературы. Древнерусские книжники использовали богатые традиции устных публичных выступлений: краткие речи князей, в которых те вдохновляли своих воинов перед битвами, речи, с которыми выступали свидетели и судьи на судебных процессах, речи, произносившиеся на вечевых собраниях, речи, с которыми князья посылали своих послов к другим князьям или иноземным правителям, и т. д. Договоры, юридические документы и установления также вносили свой вклад в формирование русского литературного языка, а в какой-то мере участвовали и в формировании языка русской литературы.
Обратившись к анализу первых оригинальных произведений литературы Киевской Руси, мы увидим также, что она самобытна не только в языке, не только в системе образов или сюжетных мотивов, но и в жанровом отношении: не имеют себе жанровой аналогии в византийской и болгарской литературах ни русские летописи, ни «Слово о полку Игореве», ни «Поучение Владимира Мономаха», ни «Моление Даниила Заточника», ни некоторые другие памятники.
Одним из первых, важнейших жанров возникающей русской литературы явился жанр летописи.
Историческая память восточнославянских народов простиралась на несколько веков вглубь: из поколения в поколение передавались предания и легенды о расселении славянских племен, о столкновениях славян с аварами (обрами), об основании Киева, о славных деяниях первых киевских князей.
Возникновение письменности позволило зафиксировать устные исторические предания и побудило в дальнейшем в письменном виде регистрировать все важнейшие события своего времени. Так возникло летописание. Именно летописи было суждено на несколько веков, вплоть до XVII в., стать не простой погодной записью текущих событий, а одним из ведущих литературных жанров, в недрах которого развивалось русское сюжетное повествование.
Византийские хроники и русские летописи. Исследователи XIX в. и начала нашего столетия считали, что русское летописание возникло как подражание византийской хронографии. Это неверно. Во-первых, византийские хроники были использованы русскими книжниками отнюдь не на начальном этапе развития русского летописания. Во-вторых, и это очень важно, русские летописи построены по совершенно иному принципу, чем византийские хроники. В хрониках (в частности, в «Хроник
В этом есть и важное идеологическое отличие русской летописи от византийской хроники: на первый план выступает не личность императора и характеристика его правления, а само течение истории, история государства и народа в целом.
И летописи и хроники (хронографы) представляли собой своды, или компиляции. Летописец или хронист не мог излагать нее события по собственным впечатлениям и наблюдениям, хотя бы уже потому, что как летописи, так и хроники стремились начать изложения с «самого начала» (от «сотворения мира», от образования того или иного государства и т. д.), и, следовательно, летописец вынужден был обращаться к существовавшим до него источникам, повествующим о более древних временах. С другой стороны, летописец не мог просто продолжать летопись своего предшественника. Во-первых, не мог потому, что каждый летописец, как правило, проводил какую-либо свою политическую тенденцию и в соответствии с ней перерабатывал текст своего протографа, не только опуская малозначительные или не устраивавшие его в политическом отношении материалы, но и дополняя его извлечениями из новых источников, создавая таким образом свой, отличный от предшествовавших вариант летописного повествования. Во-вторых, чтобы труд его не приобрел непомерный объем от соединения многих обширных источников, летописец должен был чем-то жертвовать, выпуская сообщения, которые ему казались менее значительными.
Все это в высшей степени затрудняет исследование летописных сводов, установление их источников, характеристику работы каждого из летописцев. Особенно сложным оказалось восстановление истории древнейшего русского летописания, поскольку мы располагаем лишь списками летописей значительно более позднего времени (Новгородской летописью XIII—XIV вв., Лаврентьевской летописью 1377 г., Ипатьевской начала XV в.), к тому же отражающими не самые древние летописные своды, а их последующие обработки.
Поэтому история древнейшего летописания в известной мере гипотетична. Наиболее приемлемой и авторитетной считается гипотеза академика А. А. Шахматова, на которую опираются и своих частных исследованиях большинства летописных памятников Киевской Руси литературоведы и историки.