Эпичность «Слова» особого рода. Она соседствует с книжными элементами. Авторские рассуждения, обращения к слушателям, как и рассмотренная выше «церемониальность», - псе это несомненные черты «книжной» природы «Слова». Но с ней гармонично сосуществует и другая - фольклорная стихия. Эта стихия нашла свое отражение, как уже говорилось, в «славах» и особенно в «плачах» памятника (плаче Ярославны, плаче русских жен, плаче матери Ростислава). Но упоминаниями слав и плачей и даже наличием безусловно фольклорного по своему духу плача Ярославны далеко не исчерпывается фольклорная стихия в «Слове».
Мы найдем в нем и типичную для фольклора гиперболизацию (Всеволод может веслами разбрызгать Волгу, а шлемами вычерпать Дон; Буй Тур Всеволод как бы воплощает в себе целую рать - он гремит «мечами харалужными», крушит, шлемы врагов «саблями калеными»); фольклорными являются и образы битвы-пира, и бранного поля, отождествленного с мирной пашней, и образы волка, тура, соколов, с которыми сравниваются герои «Слова»; употребляет автор и характерные для фольклора постоянные эпитеты. Но в то же время автор «Слова», как писала В. П. Адрианова-Перетц, «нашел материал для построения непревзойденного по выразительности художественного стиля в том общенародном языке, который в XII в. таил в себе огромные возможности развития, и в отработанных уже поэтическим гением народа средствах богатой сокровищницы устной поэзии». Наблюдение над поэтикой «Слова», сочетающей черты поэтики книжной, близкой к поэтике торжественного, ораторского слова, и поэтики фольклора, также приводит нас к выводу об особой жанровой природе «Слова», о которой шла речь выше.
Характерной чертой поэтики «Слова» является сосуществование в нем двух планов - реалистического (историко-документального) изображения персонажей и событий и описания фантастического мира враждебных «русичам» сил. Это и зловещие предзнаменования: затмение солнца, враждебные Игорю или предупреждающие его о беде силы природы, и фантастический Див, и Дева-Обида, и персонифицированные Карна и Жля.
Многие эпизоды «Слова» обладают символическим подтекстом, в том числе и такие, казалось бы, натуралистические зарисовки, как упоминание о волках, воющих в оврагах, или птицах, ожидающих в дубравах поживы на поле битвы.
Природа активно участвует в судьбе Игоря, в судьбе Русской земли: никнет трава от жалости, и, напротив, радостно помогают Игорю, бегущему из плена, Донец и птицы, обитающие в прибрежных рощах.
Было замечено, что «художественная система «Слова» вся построена на контрастах»2. Одним из таких .контрастов является противопоставление образов-метафор: солнца (света) и тьмы (ночи, темноты). Это противопоставление традиционно и для древнерусской литературы, и для фольклора. В «Слове» оно неоднократно реализуется в различных образах. Игорь - это «свет светлый», а Кончак - «черный ворон», накануне битвы черные тучи с моря идут, хотят прикрыть солнца. В вещем сне Святославу видится, что его покрывают «черной паполомой» (как покрывали обычно тело покойника), ему наливали синее (черное) вино, всю ночь каркали «бусые (серые) врани». В той же метафорической системе построен и ответ бояр: «темно бо бъ въ 3 день: два солнца помЪркоста (померкли), оба багряная стлъпа погасоста (погасли)… молодая мЪсяца, Олегъ и Святъславъ, тьмою ся поволокоста. На ръцъ на Каялъ тьма свътъ покрыла». Зато когда Игорь возвращается из плена на Русь, вновь «солнце светится на небесе».
Отметим еще следующее. Непосредственное отношение к поэтике имеет и композиционная структура памятника. Об этом писали В. Ф. Ржига и И. П. Еремин; вслед за ними обратилась к рассмотрению этой черты «Слова» И. С. Демкова.
Исс
Особенностью языка «Слова» является и стремление автора, как отметил, например, Л. А. Булаховский, «сочетать сходно звучащие слова», прибегать к своеобразной звукописи (см., например: «нощь стонущи; потопташе поганые полки половецкая… по полю; тугою им тули затче; труся… росу»).
Язык «Слова» заслуживает тщательного изучения не только как язык художественного произведения, но и как образец русского литературного языка XII в. Это тем более важно, что в концепции скептиков утверждение о несоответствии языка «Слова о полку Игореве» языку своего времени занимает весьма важное место. «Язык - самое опасное, чем играют без понимания и дискредитируют памятник», - писал, полемизируя со скептиками, академик А. С. Орлов.
В исследованиях «Слова» неизменно большое место уделялось анализу его лексики, подысканию лексических и семантических параллелей лексемам «Слова» в памятниках древнерусской литературы, анализу грамматического строя и орфографии «Слова». Очень ценный итог разысканий, осуществленных в « этой области до двадцатых годов нашего века, содержит монография В. Н. Перетца1. Но особенно много внимания изучению языка «Слова» было уделено в последние десятилетия: это и фундаментальное исследование морфологического, синтаксического и лексического строя памятника, принадлежащее С. П. Обнорскому, и разделы о языке «Слова» в курсах истории русского литературного языка Л. П. Якубинского и Б. А. Ларина, и статьи о сопоставлении грамматического и лексического строя «Слова» и «Задонщины», и многочисленные работы, посвященные отдельным лексемам и оборотам «Слова».
Важнейшее место в изучении языка «Слова» занимает монография В. П. Адриановой-Перетц, в которой исследовательница на обширном материале, извлеченном по преимуществу из памятников древнерусской литературы и письменности XI-XIII вв., сумела показать, насколько свободно владел автор «Слова» «всеми средствами древнерусской речи, как умело и целесообразно отбирал из ее богатств наиболее подходящие способы выражения для каждого из элементов сложного содержания своего произведения, как органично слил он их в своем действительно неповторимом индивидуальном стиле». Книга В. П. Адриановой-Перетц ценна тем, что в ней показано не только наличие самих лексем «Слова» с теми же значениями в. других памятниках его эпохи, но и то, что «Слово» отвечает языковым нормам своего времени также в конструкциях, оборотах, поэтических образах.
Все эти наблюдения в конечном итоге приводят к бесспорному выводу о принадлежности «Слова» к кругу тех произведений древнерусской литературы, которые были созданы в Киевской Руси в период наивысшего расцвета ее письменности и культуры - в канун монголо-татарского нашествия, в конце XII в.