Роман М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита” в некоторой степени автобиографичен, поскольку Мастер — двойник Булгакова. Нет, это не тень автора, не его копия, это — живое лицо. Он одновременно похож и не похож на своего создателя. Но как бы там ни было, именно Мастеру автор отдал свои заветные образы и “ершалаимские” главы романа. Рассказ о Понтии Пилате имеет как бы двойное авторство. Он вышел из-под пера Булгакова, но в то же время принадлежит Мастеру, любимому герою Булгакова. Существуют точки зрения, что главными героями романа являются Воланд, Понтий Пилат, даже Иван Бездомный, но сам автор опровергает эти мнения, назвав главу, где мы знакомимся с Мастером, “Явление героя”.
В какой-то из глав Мастер признается, что не считает себя писателем. Он лишь создатель романа о Понтий Пилате. Действительно, кроме этого романа, он не написал ни одной строчки, у него не было других творений. Рассказ о Понтий Пилате и об Иешуа тоже не придуман, он “угадан”. Это подтверждает Воланд, который лично присутствовал при событиях, описанных в рукописи.
Итак, Мастер пишет в своем подвале на Арбате. Маргарита помогает ему, поддерживает, не дает остановиться. В еще не оконченном романе заключена вся их жизнь, они существуют ради него. Маргарите рукопись принадлежит не в меньшей степени, чем Мастеру, составляя неотъемлемую часть ее бытия. Роман еще не завершен, но концовка уже известна: “Жестокий пятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат”. Это означает, что роман уже существует независимо от автора и ждет только своего воплощения на бумаге. Мастер не может еще предсказать, что будет в рукописи, но совершенно точно знает, что она будет завершена. И это случилось. Дело жизни наконец-то было осуществлено, и оставалось только сдать рукопись в печать.
И тогда разражается катастрофа. Талантливый человек создал то, к чему шел долгие годы. Пока он писал в своем подвале, на пути его не было никаких преград. Но никогда он не вращался в так называемом “литературном мире”. Мастер ошарашен тем, как воспринимается редакторами его творение. Он, конечно, не ждал, что, когда кропотливая работа будет завершена, возникнут на пути такие препоны. Мастер и помыслить не мог обо всех закулисных интригах издательского мира.
И вот один из редакторов решается напечатать большой отрывок из романа. Теперь уже все зависит от критиков. Но их обвинения глупы, бессмысленны и, по большому счету, не имеют никакого отношения к сути романа. Происходит все это в те времена, когда в Советской стране повсеместно насаждался атеизм, взрывались церкви,
расстреливались священнослужители. Поэтому реакция на “попытку протащить в печать апологию Христа” была закономерна. Никому не хватило бы храбрости поддержать “антисоветский” роман. Осмелиться публиковать роман об Иисусе мог человек либо очень смелый, либо очень наивный.
Сам Мастер говорил, что озлобленность критиков вызвана не тем, что им не нравится роман, а тем, что они говорят не то, что думают. Невольно возникает ассоциация с Понтием Пилатом, не осмелившимся признаться в том, что поверил Иешуа. Мастер же подобен Га-Ноцри — невинный беззащитный человек, пытающийся сказать то, что не может не сказать, и посылаемый за это на казнь.
Возвращаясь к критикам, нужно сказать, что вовсе не природная злоба толкала их на то, чтобы обрушиваться на Мастера с обвинениями. Никто из них не осмеливался выделиться из общей массы. Не начнешь ты травить автора — значит, затравят тебя самого.
Первоначальная реакция Мастера на критические статьи о себе — смех — сменилась удивлением, а затем и страхом. Страх этот в виде огромного спрута с длинными холодными щупальцами начинает преследовать Мастера по ночам. Пропадает вера в себя и, что еще хуже,— в свое творение. Маргарита ощущает страх и растерянность возлюбленного, но он не признается ей, в чем дело, и поэтому она бессильна помочь.
Наконец настает ужасная ночь, когда Мастер уничтожает рукопись. Эта глава в некоторой степени автобиографична. Булгаков сам сжигал свой роман и затем восстанавливал его. Возможно, он был преследуем тем же спрутом.
Но Мастер, совершая свой безумный поступок, еще не знает, что “рукописи не горят”. Эту фразу бросает впоследствии Воланд, когда показывает Мастеру копии романа. Но даже если бы этих копий не было, это не сыграло бы никакой роли. Мастер помнит свое творение слово в слово, оно не может изгладиться из памяти и не может быть не написано.
Каковы бы ни были переживания Мастера, как бы горько ни складывалась его судьба, но бесспорно одно — всему “литературному обществу”, завсегдатаям МАССОЛИТа, не удается убить талант. Рукопись Мастера не может сгореть, потому что в ней — истина. Множество же людей, обитающих возле “литературной кормушки”, — просто ничтожные создания, им не под силу побороть гений.
Творческую личность можно проклинать, запрещать ее творения, довести до сумасшедшего дома, но уничтожить созданное ею — невозможно. Доказательством афоризма: “Рукописи не горят” служит сам роман “Мастер и Маргарита”, собственноручно сожженный Булгаковым и им же восстановленный, ибо то, что создано гением, убить нельзя.
Сам Мастер говорил, что озлобленность критиков вызвана не тем, что им не нравится роман, а тем, что они говорят не то, что думают. Невольно возникает ассоциация с Понтием Пилатом, не осмелившимся признаться в том, что поверил Иешуа. Мастер же подобен Га-Ноцри — невинный беззащитный человек, пытающийся сказать то, что не может не сказать, и посылаемый за это на казнь.
Возвращаясь к критикам, нужно сказать, что вовсе не природная злоба толкала их на то, чтобы обрушиваться на Мастера с обвинениями. Никто из них не осмеливался выделиться из общей массы. Не начнешь ты травить автора — значит, затравят тебя самого.
Первоначальная реакция Мастера на критические статьи о себе — смех — сменилась удивлением, а затем и страхом. Страх этот в виде огромного спрута с длинными холодными щупальцами начинает преследовать Мастера по ночам. Пропадает вера в себя и, что еще хуже,— в свое творение. Маргарита ощущает страх и растерянность возлюбленного, но он не признается ей, в чем дело, и поэтому она бессильна помочь.
Наконец настает ужасная ночь, когда Мастер уничтожает рукопись. Эта глава в некоторой степени автобиографична. Булгаков сам сжигал свой роман и затем восстанавливал его. Возможно, он был преследуем тем же спрутом.
Но Мастер, совершая свой безумный поступок, еще не знает, что “рукописи не горят”. Эту фразу бросает впоследствии Воланд, когда показывает Мастеру копии романа. Но даже если бы этих копий не было, это не сыграло бы никакой роли. Мастер помнит свое творение слово в слово, оно не может изгладиться из памяти и не может быть не написано.
Каковы бы ни были переживания Мастера, как бы горько ни складывалась его судьба, но бесспорно одно — всему “литературному обществу”, завсегдатаям МАССОЛИТа, не удается убить талант. Рукопись Мастера не может сгореть, потому что в ней — истина. Множество же людей, обитающих возле “литературной кормушки”, — просто ничтожные создания, им не под силу побороть гений.
Творческую личность можно проклинать, запрещать ее творения, довести до сумасшедшего дома, но уничтожить созданное ею — невозможно. Доказательством афоризма: “Рукописи не горят” служит сам роман “Мастер и Маргарита”, собственноручно сожженный Булгаковым и им же восстановленный, ибо то, что создано гением, убить нельзя.