Повествовательная манера «Вечеров на хуторе близ Диканьки»

Гоголь замечательно владел мастерством ритмизированной прозы; однако ритм для него не был простым украшением рассказа; он возникал как выражение эмоционально-взволнованного восприятия мира.

Возвышенно-лирическая повествовательная манера «Вечеров» некоторыми чертами и прежде всего отдельными особенностями лексического состава близка «высокому» повествованию писателей карамзинской школы. «Девственные чащи черемух и черешен», «толпы серебряных видений» и другие аналогичные элементы стиля находятся в русле традиций этой школы. Одновременно с тем патетико-лирическая струя «Вечеров» вбирает в себя народно-поэтическую стихию. Широко опираясь при создании ранних повестей на народную поэзию, Гоголь вдумчиво использовал ее образы и язык. Как уже отмечалось, в «Майской ночи» речь Левко и Гали отражает глубокое воздействие народно-песенных источников. Это же можно сказать и о речи Параски, отчасти - Грицько. Живые отзвуки народной поэзии мы ощущаем и в траурном плаче Катерины («Страшная месть»), вызванном гибелью Данилы Бурульбаша. «Муж мои, ты ли лежишь тут, закрывши очи? Встань, мой ненаглядный сокол, протяни ручку свою! приподымись! погляди хоть раз на твою Катерину, пошевели устами, вымолви хоть одно словечко!.. Но ты молчишь, ты молчишь, мой ясный пан! Ты посинел, как черное море. Сердце типе не бьется!.. Видно, не громок плач мой, не разбудить им тебя! Кто же поведет теперь полки твои? Кто понесется на твоем вороном конике? громко загукает и замашет саблей пред козаками?» Исследователь языка Гоголя справедливо отмечает близость этих скорбных сетований Катерины и по своей форме, и по содержанию к народным «заплачкам»1

Наряду с художественным претворением лирических жанров народной поэзии в повестях «Вечеров» ясно проявилось также живое, глубоко плодотворное воздействие языка народно-эпических произведений. Оно ск

азывается, в частности, в той гсроико-патетической струе, которая представлена в «Страшной мести». В этой повести Гоголь впервые открыл и разработал принципы широкого, эпически-величавого повествования, получившего позже столь яркое выражение в «Тарасе Бульбе». По своему синтаксическому строю и по своей лексике ряд эпизодов «Страшной мести» очень близок народным думам, былинам. «И пошла по горам потеха. И запировал пир; гуляют мечи; летают пули; ржут и топочут кони… Но виден в толпе красный верх козацкой шапки папа Данила; мечется в глаза золотой пояс па синем жупане; вихрем вьется грива вороного коня. Как птица, мелькает он там и там; покрикивает и машет дамасской саблей и рубит с правого и левого плеча. Руби, козак! гуляй, козак! тешь молодецкое сердце; но не заглядывайся па золотые сбруи и жупаны! топчи под ноги золото и каменья! Коли, козак! гуляй, козак! но оглянись назад: нечестивые ляхи зажигают уже хаты и угоняют напуганный скот. И как вихорь, поворотил пан Данило назад, и шапка с красным верхом мелькает уже возле хат, и редеет вокруг его толпа».

Торжественно-величавый топ повествованию придает прежде всего последовательное использование писателем глагольной инверсии - «ржут и топочут кони»; «мелькает он там и там»; «поворотил пап Данило назад»; «и редеет вокруг толпа». Этой же цели служит и включение в поэтическую речь повторов - «руби, козак! гуляй, козак!», «коли, козак! гуляй, козак!». Лирические отступления, входящие и героико-эпический рассказ, усиливают его внутреннее напряжение, придавая ему наряду с величавостью эмоциональную взволнованность. Лексика рассматриваемого повествовательного эпизода точно так же отражает несомненное влияние народного эпоса. В этом смысле особенно характерны такие обороты речи, как «и запировал пир», «гуляют мечи», «вихрем вьется грива вороного коня», «мечется в глаза золотой пояс», «пошла по горам потеха»..