Боязнь ревизии и ревизоров жила в чиновниках постоянно. Страх этот заставлял принимать за ревизора всякого не совсем обычного путешественника, попавшего в тот или иной город. Так, например, композитор М. И. Глинка рассказывает, как его однажды тоже приняли за ревизора. Об этом он писал Н. В. Кукольнику 19 июня 1838 года: «О подробностях путешествия сообщу изустно, при свидании, вообще оно скучно и трудно, но встречалось кое-что смешное и забавное, и нередко приводило па память Гоголя. В Переяславле я мог бы сыграть роль ревизора - там ожидали генерал-губернаторского чиновника, и меня приняли за него, сам городничий ко мне в полном облачении, но я удовольствовался тем, что нещадно обобрал архиерейский хор» . Об этом же рассказал М. И. Глинка в своих «Записках».
О начале работы Гоголя над «Ревизором» исследователи не имеют единого мнения. Комментаторы полного собрания сочинений Гоголя Г). В. Гиппиус и В. Л. Комарович пишут, что, вернувшись 23 октября 1335 года в Петербург, Пушкин в одну из первых встреч с Гоголем передал ему сюжет «Ревизора». С этого времени, т. е. с конца октября - первых чисел ноября 1835 года, и началась работа Гоголя над комедией. Первая черновая редакция ее была написана очень быстро: письмо Гоголя к Погодину от 6 декабря 1835 года говорит уже о завершении не только этой, но и второй черновой редакции «Ревизора».
А. С. Долинин сомневается в возможности такого быстрого завершения двух первых черновых редакций «Ревизора». Гоголь, который, по его словам, обычно долго «оттачивал» свои произведения, не мог в полтора месяца написать около тринадцати печатных листов. Пушкин, предполагает Долинин, мог передать Гоголю свой сюжет гораздо раньше, даже в первые годы знакомства. «Рассказ остался в памяти Гоголя, - вначале, - так сказать, - без движения; воскрес, когда пришла мысль о последней комедии, т. е. еще в первой половине 1835 года».
Вполне вероятно, что Пушкин мог передать Гоголю сюжет «Ревизора» в 1835 году, но относительно «почти сверхъестественно быстрого» завершения двух черновых редакций комедии следует заметить, что черновые наброски почти всегда делались Гоголем очень быстро; много времени уходило на последующее «оттачивание» произведения.
В ряде рассказов о мнимом ревизоре в центре событий был мошенник и плут, сознательно действующий авантюрист, который выдавал себя за другое лицо и с помощью обмана добивался поставленной цели. Использовав ситуацию мнимого ревизора, Гоголь поставил во главу угла не мошенничество и плутни «Криспина», а тех, кто «его принимал за…».
Это перенесло основное внимание с ловкого проходимца на типичную для николаевской России среду. В том, что Хлестакова приняли за ревизора, почти нет его вины. В важное государственное лицо его превращает страх городничего и других «отцов города». Такой поворот сюжета усилил значение сатирического обобщения.
Первым сказал об этом Белинский: «У страха глаза Велики»,- говорит мудрая русская пословица: удивительно ли, что глупый мальчишка, промотавшийся в дороге трактирный денди, был принят городничим за ревизора? Глубокая идея! Не грозная действительность, а призрак, фантом или, лучше сказать, тень от страха виновной совести должны были наказать человека призраков».
Начиная с середины XIX века много писали о том, что отдельные места «Ревизора» несомненно напоминают некоторые сцены из комедии «Приезжий из столицы…».
Действительно, все пятое явление, пер
Городничий Трусилкин произносит следующую тираду: «О мошенники! Да я за них примусь, дай только спровадить ревизора. Теперь дело не о том. Надобно, что понужнее исправить. Послушай; вот что: (Шарин на всякое приказание очень часто повторяет: слушаю-с). Ведь у нас нет тротуаров, так на нижней улице заборы спять; ревизор туда не пойдет; да доски на большой улице положить везде, прибив кое-как колышками. Вместо фонарных столбов найди чего-нибудь, умудрись, да лицевые стороны подмазать сажей, дегтем - что ли, как знаешь. Чтобы во время пребывания ревизора не произошло пожара; везде у бедных запечатать печи: пусть пока на сухоядении пробудут. На мосте перила некрашенные? Тут не знаю, как и быть! Собрать разве народу побольше, будто собрались глядеть на ревизора, и велеть им собою покрыть перила: пусть хоть и обрушатся, река не глубока». Сходство с распоряжениями гоголевского городничего несомненное.
К настоящему времени накопилась довольно обширная литература о связи обеих комедий. Самым горячим «защитником» Квитки явился в 1899 году Н. В. Волков 2, совершенно не понявший художественной и общественной силы «Ревизора». Для Н. В. Волкова «Ревизор» Гоголя не оригинальная комедия; Гоголь просто следовал за Квиткой, заимствуя от него очень многое. Волков полагает, что Гоголь не только читал комедию «Приезжий из столицы…», но и приобрел список ее на Украине. Много в книге Волкова мелочных сличений содержания комедий, общего хода действия, сюжетов, характеров.
Дело, однако, в том, что изображение жизни уездного мира - совсем не основная, а второстепенная задача Квитки. В центре его внимания любовная интрига, от которой с такой неукоснительной настойчивостью избавлялся Гоголь во время работы над «Ревизором».
Вместо двух сюжетных линий «Ревизора» - городничего и Хлестакова, которые органически сливаются в единый замысел комедии, у Квитки два параллельно идущих комедийных сюжета: первый - центральный - сватовство Милова и похищение невесты авантюристом Пустолобовым. Второй - второстепенный и мало раскрытый - появление Пустолобова В уездном городе, в котором ожидали ревизора. Мошенник Пустолобов стремится провести городничего и все уездное начальство с целью наживы, делает попытку ограбить казначейство и т. п.
И Квитко-Основьяненко, и Гоголь черпали свое вдохновение из окружающей их действительности. Однако глубина их понимания жизни и таланта были различны.
Даже если предположить, что Гоголь читал комедию Квитки до работы над «Ревизором» и имел возможность что-либо из нее заимствовать, то это никак не означает, что «Приезжий из столицы…» оказал сколько-нибудь существенное влияние на формирование замысла, сюжета, композиции и образов «Ревизора». Масштабы обоих произведений несоизмеримы. Возможно, что Квитко раньше Гоголя набрел на общую для обеих комедий ситуацию. Но он не понял ее социальной значимости, не сумел использовать ее разоблачающую силу. Гоголь же на основе этой ситуации создал великую комедию, политически острую и художественно непревзойденную.