Художественное время и пространство в романе «Обломов» И. А. Гончарова

Для писателя и пространство, и время являются не только объектом изображения, но так­же важным средством в худо­жественном освоении мира. Обращение к пространст­венно-временной организации романа поможет луч­ше разобраться в идейно-художественной структуре «Обломова».

В первой части действие происходит, как вычис­лили ученые на основании ряда исторических собы­тий, упоминаемых в романе, 1 мая 1843 г. и про­должается вся первая часть всего лишь несколько часов: с утра и, примерно, до половины пятого дня. Все это время Обломов то лежит, то сидит на дива­не. Первая часть заканчивается приездом Штольца.

Значительно ускоряется движение времени во вто­рой и третьей частях, где под влиянием Ольги про­исходит пробуждение героя. Время действия здесь — несколько месяцев (до поздней осени 1843 г.). И, наконец, четвертая часть. На Выборгской стороне Обломов провел восемь долгих лет — до 1851 г. Казалось бы, время как будто движется быстрее: то целая часть охватывала всего лишь несколько ча­сов, потом две части вместили в себя насколько месяцев, а тут — целых восемь лет. Но по сути время в последней части фактически останавливает­ся. Сколько именно лет провел Обломов у Пшеницыной — совершенно неважно. Прожил он там во­семь лет или восемнадцать, от этого ровно никаких изменений не произошло бы.

Создается впечатление, что время вообще хочет вернуться вспять. Ведь идеал Обломова тоже в прошлом, но отнюдь не в будущем. «Грезится ему, что он достиг той обетованной земли, где текут ре­ки меду и молока, где едят незаработанный хлеб, ходят в золоте и серебре...» Вот и осуществилась его мечта об утраченном рае... А упоминание о незаработанном хлебе особенно показательно и крас­норечиво.

Правда, и здесь время от времени жизнь «трога­ет». Ну, что ж, в таком случае нужно спрятаться от нее, стать незаметным, забиться в такую узкую, маленькую щелочку, чтобы никто не заметил, не тронул, не потревожил.

Вспомните первую часть романа. Как характерно желание Обломова занять как можно меньше места, спрятаться в свой халат, как в футляр, отгоро­диться от жизни, ее шума, тревог и запросов. Положение меняется во второй и третьей частях: под влиянием Штольца, а затем и Ольги сфера действия и поступков Обломова расширяется, но до известных пределов. В четвертой же части прост­ранство героя снова становится предельно узким. Сонный

покой опять обволакивает Обломова, «на­стоящее и прошлое слилось и перемешалось». Он «наконец решил, что ему некуда больше идти, нечего искать, что идеал его жизни осуществился».И в самом деле, на Выборгской стороне его окру­жает все то же, что так привычно ему было с детства: покой, бездействие, культ еды. По существу, мы имеем дело с тем же «сонным царством», которое так выразительно было изображено Гончаровым в знаменитом «Сне Обломова». Достаточно вспомнить разговоры в доме Пшеницыной о том, что англичане кому-то ружья продали — то ли в Испанию, то ли в Индию и что неведомо какой посланник был недо­волен, и что война будет с турецким пашой...

И во всех этих разговорах принимает участие тот самый Илья Обломов, который некогда двум сест­ричкам Гете и Байрона читал, готовился к како­му-то великому поприщу, хотел стать знаменитым мыслителем или художником... (Бывший романтик «пил, ел, скучал, толстел, хирел...»)

Судьба Ильи Ильича Обломова заставляет задумы­ваться над сложнейшими вопросами о свободе воли и необходимости (жить как нужно или как хочу?), о том, где пределы допустимого насилия над чело­веческой личностью (даже с предположительной ус­тановкой «во благо»). Подробный и неторопливый рассказ Гончарова будит сознание, тревожит чувст­ва. Можно вспомнить по этому поводу и замеча­тельную лермонтовскую мысль (из «Героя нашего времени»), ставшую бесценной традицией русской литературы: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа».

Время от времени мы вынуждены признавать, что роман Гончарова дает ответы не на все постав­ленные вопросы. Что поделаешь! Давно уже заме­чено, что и вся русская литература в значительно большей степени есть литература вопросов, а не ответов. Согласитесь: язык допускает словосочетание «вечные вопросы», но невозможно сказать: «вечные ответы». Их просто нет.

Обломов вошел в наше сознание не только как литературный, но и как общественно-психологичес­кий тип. В нем содержатся важные уроки и предо­стережения, адресованные и современникам, и после­дующим поколениям. Драматическая судьба героя, его горькие размышления о человеческой судьбе и назначении, о собственной его жизни, прожитой бес­полезно и бесплодно, вечные вопросы о смысле жиз­ни, о необходимости нравственного выбора — все эти проблемы актуальны и сегодня.