Это был, действительно, «Обрыв». По своей новой концепции роман оказался направленным на защиту патриархальных усадебных отношений и на ниспровержение демократического движения с его «жалкими и несостоятельными доктринами материализма, социализма…». В нем крепостническая усадьба управляется не Затертым и даже не Штольцем, а представительницей своих исконных владельцев, «столбовой дворянкой» Бережковой, управляется по-старому, без всяких новшеств, но обнаруживает не упадок, а процветание, и называется не Обломовкой, а Малиновкой. В усадьбе живет и несет в себе ростки будущего веселая и по-своему деятельная молодежь - Марфинька, Викентьев. Но рядом есть и симптомы настоящего, идейного пробуждения дворянства.
В лице Райского писатель хотел показать «проснувшегося Обломана», в глаза которому блеснул «сильный, новый свет» предстоящих реформ. Это человек либерального склада, «рыцарь свободы…». Еще дальше могла бы пойти Вера. От раннего замысла в ней остались и способность «подать руку пылкому товарищу» и даже готовность «уйти из дома». Она могла бы совсем освободиться из-под власти патриархально-домостроевских начал.
Но Райский и Вера сталкиваются с таким резким отрицанием этих начал, что невольно превращаются в их защитников. Отрицание это исходит от политического ссыльного Волохова. Теперь это уже не петрашевец, но выразитель демократических идей 60-х годов, представитель молодежи, усвоивший «злокозненные» идеи «Русского слова». Он отрицает собственность, презирает дворянскую государственность, пытается поколебать святыни религии, подрывает устои нравственности, проповедует идеи материализма и свободной любви. И за ним справедливо упрочивается репутация «циника», «отверженца», «парии», человека, «объявившего войну обществу». Любовные отношения Веры и Волохова должны показать, какие страшные опасности подстерегают свободолюбивых дворянских девушек на «обрывах» идейного отрицания. Но ложная агитация Марка - нечто эфемерное и преходящее. Будущее русского дворянства и всей России - в сохранении старых нравственных и социальных устоев.
Деятельную сторону этого будущего писатель видит теперь не в интеллигентной части буржуазии, а в людях, выходящих из самых недр дворянства, в помещиках-промышленниках, подобных Тушину, соединяющих патриархальную простоту и чистоту нравов с деловитостью и хозяйственной хваткой. Жизнь дворянских усадеб, простую и искреннюю, а поэтому могущую таить сильные и глубокие страсти, автор противопоставляет холодной, чинной и бесстрастной жизни светского общества - Аяновых и Беловодовых, - ас другой стороны, жизни самодуров-чиновников, с их безнравственностью и заносчивостью, жизни Тычковых.
По новой концепции «Обрыв» заключал, следовательно, ложную направленность - стремление тенденциозно приукрасить жизнь консервативных слоев русского общества и отрицать передовое демократическое движение. И если бы Гончаров не преодолел в значительной мере тенденциозность своего замысла, его роман разделил бы с
К большой выгоде для своей тенденции автор поставил в центр этого мирка не молодого самоуверенного мужчину, а старуху, отживающую жизнь, не знавшую личного счастья и вносящую в заботы о внучках и родовом имении начало самоотверженности, словом- «бабушку». Это облегчило стремление автора выдать «здравый смысл» помещицы, подкрепленной «преданиями» и «пословицами» за воплощение лучших сторон национального характера, а бытовой уклад крепостнической усадьбы, где все послушны деспотической власти хозяйки, но повинуются ей не из страха, а из уважения к ее авторитету, представить проявлением житейской «мудрости» и даже «идеалом свободы». Сама бабушка с гордостью говорит Райскому, что в ее доме никто не «запуган», не «забит», что она дает внучкам свободу и только смотрит, «чтобы снаружи все шло своим порядком». И Райский с восторгом заявляет, что бабушка стоит «на вершинах развития умственного, нравственного и социального».
Возвышает Бережкову и ее недовольство местной бюрократической властью, к которой она «всегда в оппозиции». Особенно ясное оппозиционное значение имеет в романе сцена «смелого» обличения и изгнания Тычкова, доносчика и охранителя. В этой сцене бабушка вырастает «в фигуру, полную величия», вызывая восхищение Райского и автора. А в конце романа бабушка, вновь изживающая свой «грех» в «грехе» Веры, превращается в сознании Райского и автора в символ всей России, которой тоже, видимо, предстоит изжить свои нравственные и умственные «падения», прежде чем оправдается ее патриархальная «мудрость».
Но все это - выражение авторской тенденции. По существу же «мудрость» бабушки хороша только в пределах очень узкого мирка, и в ней немало ограниченного сословного самолюбования. Бабушка полна «преданий», но у нее «не было позыва идти вникать в жизнь дальше стен, садов, огородов, в крайнем случае - «города». Поэтому она и сумела воспитать только такое наивное и недалекое существо, как Марфинька, а воспитание Веры ей не совсем удалось. И «смелость» бабушки не много стоит. Прогнав Тычкова, она тотчас посылает внука объясняться по этому поводу с губернатором и вновь готова ссылаться на авторитет Нила Андреича в спорах с Райским о свободе любви. Ее «оппозиция» властям заключается только в неудовольствии, что те берут с нее подати и заставляют чинить дороги. А по существу Бережкова свято чтит авторитет самодержавно-крепостнической власти и всецело опирается на него. В доме у нее никто «не забит», но она «с испугом» слушает рассказ Тычкова о том, что «мужики о воле иногда заговаривают», что в одном из соседних имений «не спокойно». И автор, возвышая бабушку, вместе с тем с легким юмором изображает ее бытовые повадки, соединяющие самодовольство с большой ограниченностью и наивностью.