«Презирать суд людей не трудно презирать суд собственный невозможно…» (По пьесе Островского «Гроза» и роману Достоевского «Преступление и наказание»)

Людской суд. Осуждение, непонимание, отчуждение… Как все это выдержать? Да, нелегко, но человек может многое пережить, через многое переступить. Через многое… но есть в человек неодолимое чувство. Имя ему — совесть. Кант называл это чувство «нравственным императивом». И Ницше не отрицал его, но считал, что оно идет от христианства, и дал ему свое определение — «инквизиция совести». И что может быть мучительнее, чем суд собственной совести, не позволяющей тебе спокойно жить, терзающей твою душу?

Не может жить спокойно героиня пьесы А.Н. Островского «Гроза» Катерина. Ее молодой женской душе, выросшей в атмосфере любви и заботы, понимания и согласия, душно и мрачно в семействе Кабановых. Горькая участь, которую она терпит в доме от свекрови, ничтожество мужа, который хотя и любит ее, но не способен заставить ее полюбить себя, принуждают Катерину оглянуться вокруг, выйти из поэтического мира детства. Постепенно в душе героини рождается новое отношение к миру, новое чувство, неясное еще ей самой. «Что-то во мне такое необыкновенное. Точно я снова жить начинаю…»

Это смутное чувство — проснувшаяся в ней любовь, которая воспринимается Катериной как страшный, несмываемый грех, потому что любовь к чужому человеку для нее, замужней женщины, есть нарушение нравственного долга. Она всей душой хочет быть чистой и безупречной, ее нравственная требовательность к себе безгранична и бескомпромиссна. Уже осознав свою любовь к Борису, она изо всех сил стремится противостоять этому чувству, но не находит опоры в этой борьбе. «А что, Варя, быть греху какому-нибудь!.. Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что». Катерина чувствует страх перед собой, перед выросшим в ней стремлением к воле, неразделимо слившимся с любовью в ее сознании. Это стремление воспринимается как нечто гибельное, противоречащее всем ее представлениям о должном. В моральной ценности своих нравственных представлений Катерина не сомневается, она только видит, что никому в окружающем мире и дела нет до их подлинной сути. И Варваре, и Тихону, и Кудряшу чужд нравственный максимализм героини, и именно на фоне их бессознательной и компромиссной позиции крупной и значительной, нравственно высокой выглядит страдающая Катерина.

«Гроза» не трагедия любви. С известной долей условности ее можно скорее называть «трагедией совести». Когда «падение» Катерины совершилось, подхваченная вихрем освобожденной страсти, сливающейся для нее с понятием воли, она становится смела до дерзости, решившись — не отступает, не

жалеет себя, ничего не хочет скрывать. «Коли я для тебя греха не побоялась, побоюсь ли я людского суда!» — говорит она Борису. Да, ей не страшен людской суд, и кажется ей, что и через себя она переступила. Но это не так. Сознание греха сохраняется и в упоении счастьем и с огромной силой овладевает ею, как только оно кончилось. Это как раз и предвещает дальнейшее развитие трагедии, гибель Катерины. И даже кается героиня без надежды, в отчаянии, не в силах дольше скрывать свою неверность. Она не видит другого исхода, кроме смерти. И не отказ Бориса взять ее с собой, лишивший ее последней надежды на счастье, убивает Катерину, а ее безнадежное отчаяние примирить свою совесть с любовью к Борису и физическое отвращение к неволе. Что ж, «презирать суд людей не трудно, презирать суд собственный — невозможно».

Подтверждением этих слов может служить и история героя романа Ф.М. Достоевского Родиона Раскольникова. И не случайно в русской литературе часто сравнивают сцены всенародного покаяния двух персонажей: Катерины и Родиона Раскольникова.

Жизнь ставит героев романа Достоевского в такие тупики, когда, с точки зрения Раскольникова, безнравственным становится само неукоснительное требование нравственности. Если сделки с совестью — обычное и универсальное состояние жизни человечества, то, значит, это не подлость, а внутренняя неизбежность, предустановленная природой человеческого общежития. Тогда нужно считать вздором все нравственные принципы, отбросить их за ненадобностью, как обветшалый хлам, и взглянуть на жизнь с иной точки зрения, уже исключающей «устаревшее» деление человеческих поступков на добрые и злые. В свете этих мыслей и убийство старухи, никому не нужной и даже вредной, по мнению Раскольникова, не является преступлением. И преступление совершено, но ничего не изменилось в этом мире…

А что с Родионом? Страшное одиночество наваливается на него. Он не хочет никого видеть и находится на грани безумия. Оказывается, на вопрос: можно ли «разрешить своей совести перешагнуть себя?» — ответ прост. Нельзя. Все страдания Раскольникова после совершения преступления с мучительной остротой убеждают его в этом.

Да, страдание — неизбежный спутник человека. Для чего оно дается? Для того, чтобы пережить муки за отступление от нравственного закона, за недостаток добра и любви в человеке, за дисгармонию с миром. Страдания души, угрызения совести — самое страшное наказание. Его в полной мере испытал на себе Родион Раскольников. «Инквизиция совести» действует беспощадно.