Раскольников и Соня Мармеладова. В 1860 г. Добролюбов в статье «Черты для характеристики русского простонародья» писал о двух разрядах натур — «одни с преобладанием эгоизма, стремящегося наложить свое влияние на других, а другие с избытком преданности, побуждающим отрекаться от своих интересов в пользу других». Критик чрезвычайно проницательно наметил противопоставление, которое стало основным в композиции «Преступления и наказания». Речь идет о Раскольникове и Соне Мармеладовой, но не только о них. То, что Добролюбов назвал «избытков преданности» и самоотречением, есть, по мнению писателя, свойство народного характера с его вечными чертами: смирением и всепрощением. И как бы ни ошибался Достоевский в неизменности и постоянстве этих качеств, все же сам по себе принцип анализа и оценки идей и поступков натур «первого разряда» «с преобладанием эгоизма» с точки зрения морального кодекса народных масс есть важнейший этический и эстетический принцип Достоевского.
В каждом человеке, считает писатель, одновременно таится и жертва, и палач. Таким его сделала сама природа. Но если возникает важнейшая нравственная проблема выбора, то, по глубокому убеждению писателя, лучше быть жертвой, чем палачом, лучше путь Сонечки Мармеладовой, чем Родиона Раскольникова. У Сони, несмотря на ее покорность и безответность, очень сильный характер. Она руководствуется твердыми и определенными этическими принципами, живет по законам сердца, не изменяя своей человеческой натуре. Правда, она тоже совершила преступление, но над Собой и поступила так не в силу логических расчетов, а по любви, принеся себя в жертву родным людям. В романе Ч
Однако суть идеологических споров в «Преступлении и наказании» далека от однозначных решений. Достоевский вовлекает читателя в острейшую полемику по коренным вопросам мировоззренческого характера. Так, например, обстоит дело с проблемой бунта и смирения. В принципе ответ, казалось бы, ясен: бунт Раскольникова осужден, возвеличивается христианское смирение Сони. И все же для писателя далеко не все в бунте Раскольникова представляется ошибкой, да и весь роман не может рассматриваться лишь как апология смирения. С этой точки зрения важна оюжетная линия, связанная с Катериной Ивановной, особенно эпизоды, когда она, в свою очередь, поднимается до прямого бунта, выражая горькое сомнение в небесной справедливости. Отказываясь от предсмертной исповеди, Катерина Ивановна кричит: «На мне нет грехов!.. Бог и без того должен простить… Сам знает, как я страдала!.. А не простит, так и не надо!..» Это бунт, которому писатель ничего противопоставить не может. Аналогичная коллизия возникнет и в последнем романе Достоевского «Братья Карамазовы».