Способы раскрытия психологии героев в романе

В центре каждого литературного произведения стоит человек с его сложным внутренним миром. Каждый писатель — по сути, психолог, задача которого раскрыть душу человека, понять мотивы поступков героя. Литературный персонаж — это как бы макет, на котором изучаются сложные человеческие взаимоотношения. Писатель исследует своего героя, оставляя при этом ему некоторую свободу действий. Чтобы не “стеснить” ни в чем своих героев, в каждом произведении писателем используется ряд психологических приемов, позволяющих проникнуть во внутренний мир героя. Выдающимся мастером в изучении человеческой психологии является Ф. М. Достоевский, и венцом его исследования души человека можно назвать роман “Преступление и наказание”. Помимо традиционных способов проникновения во внутренний мир героя — портрет, пейзаж, речь, писатель использует и совершенно новые приемы, тем самым оставляя героя наедине с самим собой, с его совестью и свободой действий. “Самый страстный и крайний защитник свободы человека, какого только знает история человеческой мысли”, — говорит о Достоевском известный философ Бердяев. Ф. М. Достоевский исследует душевную свободу человека, и этот исступленный психологизм писателя проистекает, как мне кажется, из его утверждения свободы и возможности воскрешения человеческой души, “восстановления погибшего человека”. Но чтобы увидеть душу человеческую в развитии, необходимо глубоко проникнуть в этот сложный и непонятный мир.

Если обратиться к опыту предшественников Ф. М. Достоевского, можно выделить следующие приемы, которые затем использует и сам Ф. М. Достоевский. Это прежде всего портрет героя, его речь, поступки, взаимохарактеристики героев и прямые авторские характеристики. Помогают проникнуть во внутренний мир героев и такие приемы, как письма, дневники. Читая их, мы как бы находимся наедине с героем, а проникновение в святая святых, в личные дневники и вовсе не оставляет причин сомневаться в искренности персонажей. И все же для такого художника, как Ф. М. Достоевский, этого не достаточно, посему он вводит в свои произведения целый ряд новых литературных приемов извлечения на свет бессознательного. Его герои постоянно находятся в состоянии глубочайшего морального потрясения, надрыва; не случайно для произведений Достоевского особенно характерны сны, бред, истерика и так называемое состояние аффекта, близкое к истерике. Речь героев у Ф. М. Достоевского приобретает новое значение: они не говорят, а “проговариваются”, или же между героями происходит напряженная игра словами, благодаря чему откровения приобретают двойной смысл, вызывая ряд ассоциаций. И наконец, постижением самого глубинного пласта, одним из способов проникновения во внутренний мир героя является сама композиция произведения: сближение по сходству и контрасту отдельных эпизодов, сцен, дублирование сюжетных ситуаций (на уровне сюжета или с привлечением вне фабульных элементов сюжета, например библейских легенд, притч и других вставных эпизодов). Сразу хотелось бы отметить еще одну особенность произведения Ф. М. Достоевского. Это адекватность внутреннего состояния души героев Достоевского окружающему миру.

О функциях пейзажа сказано много. Хрестоматийным стало высказывание о том, что пейзаж раскрывает внутренний мир героя. И. А. Бунин ставил Ф. М. Достоевскому в вину то, что в произведениях Достоевского нет пейзажа. Писатель действительно мало описывает природу, но в его произведениях “фантастический реализм” (как он сам называл свой метод) проявляется в сверхпейзаже, в слиянии пейзажа мира и пейзажа души. Основной пейзаж Ф. М. Достоевского — Петербург, его красоты, а люди, состояние их души адекватны один другому, все они двойники и антиподы. Проблему двойничест-ва в романе также следует выделить среди приемов проникновения во внутренний мир героя. Получив ее как бы в наследство от М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевский, скажем так, поставил двойников на службу идее романа и сделал их своеобразным способом понимания одного человека через другого. Такая система персонажей позволяет толковать поступки главных действующих лиц через других героев, причем ни

один из героев не лишний, и все они являются, по сути, разными гранями души главного героя Родиона Раскольникова.

Рассмотрим подробнее старые, известные в литературе до Ф. М. Достоевского способы проникновения во внутренний мир человека, обратив особое внимание на новаторство писателя. Необыкновенно интересны портреты у Достоевского, они совсем не похожи на своих литературных предшественников, и в то же время портрет у Достоевского выполняет свою неизменную функцию: рассказывает о человеке как можно больше. Портреты у Ф. М. Достоевского одновременно схематичны я символичны, они молниеносно выхватывают главные детали. В портрете Раскольникова нет ничего особенного, он красив, хорошо сложен, высок, “с прекрасными темными глазами”. Но при всей его схематичности имеются яркие, выделяющиеся детали: одежда-рубище, “слишком приметная шляпа” (как терновый венец) — создают чуть ли не образ Христа, восходящего на Голгофу. Красив и Свидригайлов, но его лицо — это маска, губы слишком алы для его возраста, глаза слишком ярки. Такая красота завораживает, Свидригайлов — это дьявол. Соня — полная его противоположность. Маленькая, худенькая, в шляпе с пером. Это образ ангела с голубыми глазами и перьями, то есть крыльями за спиной. Она похожа на ребенка, да и все любимые герои Достоевского похожи на детей (Лизавета, Соня). Дети, по Достоевскому, — Христов образ, в Библии сказано: “Будьте как дети”. То есть будьте негреховными существами. В душе таких людей, как Соня, нет зла и греха, они несут в себе добро и не могут лгать. Их можно, конечно, считать резонерами, но это прежде всего герои Федора Достоевского. Раскольников-теоретик ничего не может ответить на отнюдь не софистские, но тем не менее точные и верные рассуждения Сони.

Речь героев Ф. М. Достоевского более важна, чем портрет. Важна сама манера говорить, общаться между собой и произносить внутренние монологи. Л. Н. Толстой считал, что у Ф. М. Достоевского все герои говорят одинаковым языком, не передавая своих индивидуальных душевных переживаний. Современный исследователь Ю. Ф. Карякин спорит с этим утверждением. Тот накал страстей, который выражается в этих спорах, не оставляет места для хладнокровного обдумывания. Все герои высказывают самое важное, самое сокровенное, самовыражаются на пределе, кричат в исступлении или шепчут в смертельном бреду последние признания. Что может служить лучшей рекомендацией искренности, чем состояние истерики, когда открывается твой внутренний мир? В кризисных ситуациях, во время скандала, в напряженнейших эпизодах, следующих один за другим, герои Достоевского выплес- кивают все, что накипело в душе. (“Не слова — судороги, слипшиеся комом”. В. Маяковский.) В речи героев, всегда взволнованной, невзначай проскальзывает то, что они больше всего хотели бы скрыть, утаить от окружающих. Этот прием, применяемый Ф. М. Достоевским, — свидетельство глубочайшего знания им человеческой природы. Скрепленные ассоциативными связями, эти намеки и оговорки как раз и выводят наружу все тайное, на первый взгляд недоступное. Иногда, напряженно думая о чем-то, герои начинают раскладывать на отдельные слова речь других персонажей, акцентируя свое внимание на определенных словах-ассоциациях. Наблюдая этот процесс, мы

узнаем, например, что же по-настоящему гнетет Раскольникова, когда он из разговора Лизаветы и мещан выделяет лишь слова “семь”, “в седьмом часу”, “решайтесь, Ли-завета Ивановна”, “порешить”. В конце концов эти слова в его воспаленном сознании превращаются в слова “смерть”, “порешить”, то есть убить. Что интересно: Порфирием Петровичем, тонким психологом-криминалистом, эти ассоциативные связи используются сознательно в разговоре с Раскольниковым. Он давит на сознание Раскольникова, повторяя слова: “казенная квартира”, то есть тюрьма, “порешить”, “обух”, заставляя Раскольникова все более волноваться и доводя наконец его до конечной цели — признания. Слова “обух”, “кровь”, “темя”, “смерть” проходят лейтмотивом через весь роман, через все разговоры Раскольникова с Заметовым, Разумихиным и Порфирием Петровичем, создавая особый психологический подтекст. “Психологический подтекст есть не что иное, как рассредоточенный повтор, все звенья которого вступают друг с другом в сложные взаимоотношения, из чего рождается их новый, более глубокий смысл”, — говорит один из исследователей Ф. М. Достоевского Т. Сильман. Порфирий Петрович, наверное, тоже так думает, он играет словами, заставляя Раскольникова признаться. В этот момент Раскольников получает тяжелую моральную травму, переживания не дают ему покоя, и он выплескивает все наружу. Цель Порфирия Петровича достигнута. Общий психологический настрой способствует выявлению сходства персонажей. Вот что говорит о проблеме двойничества известный исследователь Достоевского Топоров: “...то, что мы выделяем Раскольникова и Свидригайло-ва... строго говоря, дань привычке (в частности, к ипостаснос-ти)”. Итак, с помощью целой системы двойников происходит раскрытие главного героя Достоевского. Образы Сони, Дуни, Катерины Ивановны тоже пересекаются по ряду мотивов: например, самоотверженность свойственна всем трем. При этом Катерина Ивановна в высшей степени наделена еще и своеволием, а Дунечка и горда, и своенравна, и жертвенна. Она почти прямая копия брата — Родиона Раскольникова. Вот что говорит о них мать: “...смотрела я на вас обоих, и не столько лицом, сколько душою: оба вы меланхолики, оба угрюмые и вспыльчивые, оба высокомерные и оба великодушные”. Здесь также имеет место один из приемов характеристики персонажа, один из способов проникновения во внутренний мир героя: характеристика его другими персонажами. Но у Ф. М. Достоевского герои поясняют друг друга не только с помощью речи. Схожих действующих лиц Достоевский наделяет созвучными фамилиями. Говорящие фамилии — это прием, пришедший еще из классицизма, благодаря ему очень метко дается характеристика герою. Фамилии Ф. М. Достоевского под стать портретам. Целый ряд “хтонических” (Г. Гачев) персонажей наделен фамилиями, где явно просматривается слово “рог” (Ставрогин, Свидригайлов, Рогожин). Это какие-то бесовские атрибуты земного человека. В романах Ф. М. Достоевского фамилии персонажей даже по своему звуковому составу представляют собой уже характеристики. Мармеладов внутренне мягок, прозрачен, его фамилия “указывает на водяной состав — преобладают м, н, л — звуки сонорные, звонкие, женские, влажные” (Г. Гачев). Это тоже попытка проникновения во внутренний мир персонажа, но связи персонаж — читатель устанавливаются на подсознательном уровне. Ф. М. Достоевский не знает себе равных по количеству и, главное, по виртуозности использования приемов проникновения во внутренний мир героев.

Наравне с состоянием бессознательного писатель использует сны. Сон Раскольникова о лошадке символичен, лошадка — метафора души Раскольникова (причем лошадь, тройка была использована в качестве метафоры души еще Н. В. Гоголем). Раскольникову жалко лошадку, жалко фактически себя. Сон — это предсказание будущего Раскольникова. “Креста на тебе нет!” — кричит во сне пьяному мужику толпа. Эти же слова повторяются в конце романа в адрес самого Раскольникова. В этом же раскрывается моральное, нравственное состояние Раскольникова на момент перед убийством. То, что он еще не до конца освободился от этого дьявольского наваждения на каторге, чувствуют и другие каторжане, крича ему вслед эту фразу. Следующий сон Раскольникова тоже о насилии, ему снится, что убивают его квартирную хозяйку. “Это кровь в тебе кричит”, — говорит Настасья во сне. Она совершенно точно определила природу его бредовых видений. Героям Ф. М. Достоевского не только в снах, но и наяву являются страшные образы из других миров. Свидригайлов, которого мучают привидения, догадывается о связи его души с иным миром, потому-то он и готов к переходу туда. По его мысли, то, что привидения являются только больным, означает, что больные более восприимчивы к видениям. Да, все герои Ф. М. Достоевского больны или помешаны, у них бледно-зеленые, болезненные лица, они часто желты, как и вся обстановка вокруг. Вот что говорит один из героев романа врач Зосимов: “Все мы, и весьма часто, как помешанные, с маленькой только разницей, что “больные” несколько больше нашего помешаны”. “Городом полусумасшедших” называет Свидригайлов Петербург. Весь Петербург охвачен одним большим воплем, скандалом. Город тоже кричит, как неистово кричат в так называемых “ситуациях скандала” герои Достоевского, Для создания этих ситуаций писатель выстраивает сюжетные линии параллельно друг другу, помещает одну в другую и тому подобное. Таким образом, они, как и двойники, дублируют друг друга и также составляют аналогии с внутренним миром героя.

Давно подмечено, что зеркальная композиция, к примеру, пушкинских произведений подчеркивает сходство и различие героев, проясняет их отношения друг с другом и авторское к ним отношение. Композиция — также одно из средств проникновения во внутренний мир героя.

Повтор ситуаций связан с проблемой двойничества, как мы уже отмечали ранее. Выявляется аналогия Сони и Порфирия Петровича в трех разговорах их с Раскольниковым. В схожей ситуации, заметим (3 разговора там и там), Раскольников открывается по-разному, а Соня и Порфирий Петрович становятся как бы нравственными наставниками и моральными спасителями героя. Короткая внутренняя сюжетная линия Мармеладова поясняет, например, глобальную проблему Раскольникова. Только трагедия Мармеладова разворачивается в кругу семьи, а конфликт Раскольникова — это конфликт со всем миром. Итак, композицией выявляется аналогичная сущность этих героев, раскрывается их внутренний мир. Мы видим, что даже композиция может играть большую роль в проникновении во внутренний мир героев.

Итак, рассмотрев различные приемы проникновения в душу человека, мы видим, что Ф. М. Достоевский представляет человека как поле битвы “идеала Мадонны” и “идеала Содомского”. Эта борьба в душах героев раскрывается разными способами. В мире, где “семилетний развратен и вор”, где тесные комнаты душу и ум “теснят”, писателю нужно было найти веру в человека. “Мертвый дом” человеческой души должен стать живым. Скандалы, аффекты, исступления героев, кошмары во сне и наяву, фантасмагорические двойники — все это способы поиска человеческого в душе всякой “твари дрожащей”.

“То, что мы наблюдаем в человеке, его поступки, слова, желания, все, что о нем знают другие и он знает о себе, не исчерпывает полноты его существа; в нем есть еще иное сверх этого, и притом главное, чего никто не знает”, — писал В. В. Розанов. Ф. М. Достоевский знал то, чего никто не знает.