Авторское видение эпохи в рассказе Е. Замятина «Пещера»

Я знаю, что в первые 3—4 года после

рево­люции среди прочего, написанного

мною, были вещи, которые могли дать

повод для нападок.

Е. Замятин

Творческие личности, которым суждено было пережить переломное время начала XX века, по-разному относились к переменам в социальном и экономическом положении страны во время и после революции. Кто-то безоговорочно принял устремления большевиков к новой жизни, кто-то болезненно расставался с уже привычным традиционным укладом.

В «Автобиографии» Е. Замятин писал о своем восприя­тии переворота: «Веселая, жуткая зима 17—18 года, когда все сдвинулось, поплыло куда-то в неизвестность». Для этого писателя далеко не очевидными были созидатель­ные цели Октябрьской революции, потому что действитель­ность, которую он наблюдал, была достаточно жуткой: раз­руха, голод, нищета. И это настоящее, а совсем не гипоте­тическое счастливое и светлое будущее, с пронзительным драматизмом отразилось во многих рассказах Замятина, в том числе и в рассказе «Пещера».

Зимний Петербург, предстающий перед нами со страниц рассказа, вызывает щемящее ощущение ужасной тоски и безысходности. Безлюдные морозные улицы, дома, похо­жие на скалы, квартиры, похожие на пещеры, в которых люди живут по первобытным законам: выживает хитрей­ший, сильнейший, самый безжалостный. Кажется, что мы попали в ледниковый период, и по заснеженной пустыне между домов-скал бродит «серохоботый мамонт».

Люди помещены в новую реальность — реальность выживания. Их религия вернулась к первоосновам, к ве­рованиям первобытного человека. Огонь — это бог, даю­щий т

епло и возможность приготовления пищи (если ее сумели добыть охотники), а значит — жизнь. Но бог этот жесток, потому что его нельзя умолить продлить мгнове­ния великого огненного чуда: печь требует внимания и жертв в виде дров. Если дрова есть, тогда «на один час — в пещере весна; на один час — скидывались звериные шкуры, когти, клыки и сквозь обледеневшую мозговую кор­ку пробивались зеленые стебельки — мысли».Из холодных неосвещенных зданий, от гаснущей печки и «каменно-вековых» лепешек из картофельной кожуры на морозные улицы людей может выгнать только беспрос­ветная нужда — необходимость охотиться: искать дрова, пищу, воду.

В таких условиях быстрая и легкая смерть кажется ослабленным людям подарком, избавлением, ведь боль­шинство из них обречены на мучительное и медленное умирание. Поэтому так загораются глаза у смертельно боль­ной Маши, когда ее горячо любимый муж достает завет­ный флакончик с ядом...

В зимнем Петербурге послереволюционной поры слож­но не потерять человеческий облик, не утратить доброту, милосердие, человечность. Немногим это удается — та­ким, как Мартин Мартиныч, Маша. Люди же, подобные Обертышевым, давно уже стали похожи на животных — хищных, свирепых, безжалостных. Они не упустят своего шанса и рады, когда окружающие терпят бедствие, — так легче выжить.

Таким суровым было время, очевидцем которого был и Замятин. Конечно, в рассказах писателя, как в зеркале, не могли отразиться все стороны эпохи, ознаменованной пере­ходом к новому миру, но как-то мало верится, что из петер­бургского ледника, встающего перед нами со страниц рас­сказа, может прорасти светлый, теплый и счастливый мир...