Едва лишь закончилась Вторая мировая война, но воспоминания о ней еще весьма живые, воспоминания об «коричневой чуме» - фашизм. Но почему тогда просто не написать роман о войне, о ее жертвах? Зачем такая аллегория? Чума - это не только жестокость. Чума - это бездуховность, это бестолковость, это слепой фанатизм. И самое страшное то, что Чума заразная. Любой человек, который затрагивает ее, ощущает ее дыхание, просто приближается к ней, рискует заразиться. Но же «Чума» - прежде всего книга о тех, кто оказывает сопротивление, а не о тех, кто сдался.
Сохранить в себе свой внутренний стрежень при любых обстоятельствах - вот средство борьбы с Чумой. Врач Риэ каждый день спешит к больным, он сознает, что каждый день может стать для него последним, он даже сознает, что все его старание спасти хотя кого-то будут напрасны. Его интересует здоровье человека. Ведь когда-то он давал присягу помогать человеку. И теперь он просто исполняет свой долг.
Журналист Рамбер чужой этому городу. Он оказался там случайно. В другом месте на него ждет настоящая любовь и счастье. Он не понимает, почему он должны страдать и хочет кое-как выехать из города. И когда такая возможность появляется, он остается. Почему? А если бы он поехал, то перестал бы быть Рамбером, достойным своей любви, он стал бы также зачумленным, как и все жители города.
Ведь они были «зачумленные» еще до того, как пришла настоящая Чума. Серые улицы, серые дома, серые развлечения, такие же серые души у людей. Обычный круг обязанностей каждый день. «Город без голубей, без деревьев, без садов, где не услышишь ни хлопанья крыльев, ни шелеста травы,- словом, без особых примет». И люди там тоже «без особых примет», люди, мертвые еще до того, как заболели на Чума…
Но Чума ужасная не только тогда, когда она сеет вокруг трупы, страшнее она, когда захватывает ум и сердце людей. Таких, как Коттар, какому равнодушные все моральные ценности. Это о таких, как он, существует выражение «банкет во время чумы». И Чума его не зацепила, ведь он уже зачумлен.
Чума имеет много проявлений. И когда религиозные фанатики берут оружие, стараясь что-то довести, убивают безвинных людей - это Чума. И когда отец Панлю с пафосом, торжественно проговаривает: «Брать мои, к вам пришло бедствие, и вы заслуживаете на него! -
И друг Риэ Тарру тоже это как-то понял. Он стал против бессмыслицы смертных приговоров и решил бороться с обществом, которое базируется на этом, с Чумой. Конечно, его друзья тоже выносят смертные приговоры, но все они уверены, что «эти несколько смертей необходимые, чтобы построить мир, где никого не будут убивать». Знакомые слова… Ведь Родион Раскольников тоже так считал: «За одно жизнь - тысяча спасенных… И и что значит на общих весах жизни этой жалкой старой? Не больше как жизнь вши…». Так, но же Тарру говорит: «Если уступить один раз, то где граница?». Кто ее определяет? И вообще, кто дал право одному человеку осуждать и убивать другую? Тарру горько признает, что «на протяжении лет, как был, так и остался зачумленным, а сам всеми силами души верил, что борюсь с Чумой». Можно ли на крови и насилии выстроить новый, чистый мир? Ни.
Чума - это зло, это ненависть. Тарру знает, что каждый носит ее в себе, что не существует такого человека в мире, которой бы она не затронула. Чем больше человеческая ненависть, тем более сильной становится Чума. «Эта история касается одинаково нас всех»,- говорит Рамбер. Досадно быть счастливым одному…
Конец романа кажется оптимистичным: Чума отступила, люди радуются, все счастливые… Так, в самом деле, Добро должно побеждать. Но, глубоко осмыслив написанное, можно заметить: Чума не побеждена, а просто каким-то дивом она отошла, как зверь, обессиленный в борьбе, концентрируя свои силы для того, чтобы нанести новый удар. Она питается человеческой ненавистью и завистью, и счастливые люди на улицах города не знают того, что знает Риэ: «Микроб чумы никогда не умирает, никогда не исчезает… он терпеливо ждет своего часа и, возможно, придет на горе и поучение людям такой день, когда чума пробудит крыс и отправит их умирать на улице счастливого города». И единым выходом из этого, на мысль Риэ, есть внутренний стрежень, который побуждает делать то, «что надо осуществить и должны делать все люди вопреки страху, вопреки личным нерешительностям, все люди…».