Психология личности в повести А. И. Куприна «Поединок»

Повесть А. И. Куприна «Поединок» по­явилась в свет в 1905 году. Она сразу при­влекла к себе всеобщее внимание и сдела­ла знаменитым ее автора.

Материал для создания «Поединка» дала Куприну сама жизнь. Писатель учился в ка­детском корпусе и в юнкерском училище, затем почти четыре года прослужил в ар­мейском пехотном полку. Накопленные впечатления и легли в основу повести, поз­волили писателю правдиво изобразить картины провинциальной армейской жиз­ни и создать целую галерею портретов офицеров и солдат.

У офицеров N-ского полка есть общие черты, обусловленные сходством службы, быта, условий жизни. Их повседневность складывается из строевых занятий и изуче­ния воинских уставов, офицерских собра­ний, выпивок в одиночку или в компании, связей с чужими женами, игр в карты.

Однако каждый из офицеров наделен ка­кими-то своими, характерными чертами. Вот перед нами непритязательный, добро­душный поручик Веткин. Он привык ни о чем не задумываться, жить одним днем. Веткин производит впечатление легко­мысленного и недалекого человека. Рот­ный командир капитан Слива — тупой слу­жака, «грубый и тяжелый осколок прежней, отошедшей в область предания, жестокой дисциплины» — не интересуется ничем, что выходит за пределы роты, строя и уста­ва. Поэтому неудивительно, что во всем мире у него лишь две привязанности: «строевая красота своей роты и тихое, уе­диненное ежедневное пьянство по вече­рам». Поручик Бек-Агамалов никак не мо­жет справиться со вспышками диких кро­вожадных инстинктов. Капитан Осадчий прославился своей жестокостью. Он вос­певает «свирепую беспощадную войну» и внушает «нечеловеческий трепет» своим подчиненным. Продолжают эту галерею портретов меланхоличный и пассивный штабс-капитан Лещенко, «способный одним своим видом навести тоску»; фат и пустыш­ка Бобетинский, воображающий себя изящ­ным великосветским человеком; «молодой старик», хлыщеватый поручик Олизар и мно­гие другие. Искреннюю жалость вызывает нищий вдовый поручик Зегржт, которому не хватает крошечного жалованья, чтобы про­кормить четверых детей.

Спасаясь от скуки и рутины, офицеры стараются придумать себе какое-нибудь занятие, средство уйти от тяжелой бес­смыслицы военной службы. Так, подпол­ковник Рафальский, по прозвищу Брем, от­водит душу в домашнем зверинце. Среди товарищей он слывет «милым, славным чу­даком, добрейшей душой». Но как-то раз «добрейший человек», взбешенный тем, что горнист из-за крайней усталости не­верно выполнил его приказ, так ударил, его, что солдат вместе с кровью выплюнул на землю выбитые зубы.

Истинным военным по призванию явля­ется капитан Стельковский. Он заботится о своих солдатах, у него лучшая рота в пол­ку: «Люди в ней были все как на подбор, сытые, бойкие, глядевшие осмысленно и смело в глаза всякому начальству... В роте у него не дрались и даже не ругались... его рота по великолепному внешнему виду и по выучке не уступила бы любой гвардей­ской части». Во время военного смотра ка­питан проявляет себя как отличный коман­дир — находчивый, сообразительный и инициативный. Однако вне службы Стельковский не может похвалиться благородст­вом и высокими душевными качествами: он совращает молоденьких крестьянских девушек, и это стало для него своеобраз­ным развлечением.

Повесть «Поединок» раскрывает бесче­ловечность, душевное опустошение людей в условиях армейской жизни, измельчание и опошление их. Армейской среде с ее косной офицерской кастой и доводимыми до одурения солдатами противопоставля­ются подпоручик Ромашов и его старший друг офицер Назанский.

Для читателя Ромашов, прежде всего, обаятельный молодой человек, привлека­ющий своим благородством и душевной чистотой. Однако именно из-за этих ка­честв Ромашову трудно ужиться в армей­ской среде. Он добр и простодушен, об­ладает ярким воображением, детской мечтательностью. Окружают же его в большинстве своем опустившиеся, по­рочные люди, которые разучились мыс­лить. Неудивительно, что Ромашов чувст­вует себя чужим и одиноким среди них: «Уже не в первый раз за полтора года сво­ей офицерской службы испытывал он это мучительное сознание своего одиночест­ва и затерянности среди чужих, недобро­желательных или равнодушных людей...» Ему не по душе грубые армейские при­вычки, карты, попойки, пошлые связи, из­девательства над солдатами.

Особую симпатию читателей вызывает его отзывчивость, сострадание к чужому несчастью. Так, Ромашов вступается за татарина Шарафутдинова, который почти не понимает по-русски и никак не может уразуметь, чего от него хочет полковник. Он удерживает от самоубийства солдата Хлебникова, доведенного до отчаяния из­девательствами и побоями. Ромашов, в отличие от других офицеров полка, пони­мает, что «серые Хлебниковы с их одно­образно-покорными и обессмысленными лицами — на самом деле живые люди, а не механические величины...». Человечность подпоручика сказывается и во многом другом: в обсуждении офицер­ских расправ со «шпаками»

(то есть штат­скими), в том, как он относится к своему денщику черемису Гайнану и его веровани­ям, в том, как Ромашов, рискуя жизнью, ос­тался один перед обезумевшим Бек-Агамаловым и защитил от него женщину, в том, как мучительно тяготился Ромашов пош­лым романом с Раисой Петерсон, в том, на­конец, как чисто и самоотверженно полю­бил он Александру Петровну.

Создавая образы героев повести, Ку­прин проявляет поразительную наблюда­тельность в описании бытовых подробнос­тей, незаметных, но важных мелочей. На­пример, о Ромашове сказано, что он имеет наивную юношескую привычку думать о себе в третьем лице словами романов, которых успел начитаться. И вот перед на­ми образ молодого человека, немного смешного, впечатлительного и неуверен­ного в себе, который хочет казаться значи­тельным.

Особое место среди героев «Поединка» занимает Назанский. Это наименее жиз­ненный персонаж повести. По-видимому, писатель вводит его для выражения своих взглядов. Казалось бы, почему их нельзя вложить в уста такого прекрасного чело­века, как Ромашов? Но подпоручик слиш­ком молод и недостаточно образован, что­бы стать выразителем такой философии. Кроме того, Назанский дополняет образ Ромашова.

В уста Назанского Куприн вложил беспо­щадную критику армии и офицерства. «Нет, подумайте вы о нас, несчастных армеутах, об армейской пехоте, об этом главном ядре славного и храброго русского войска. Ведь все это заваль, рвань, отбросы», — говорит Назанский. Трагедия этого человека заклю­чается в том, что он прекрасно понимает всю мерзость окружающей его среды, но не в силах что-либо изменить. Более того, ему не с кем, кроме Ромашова, поделиться сво­ими взглядами на жизнь, потому что его ни­кто не в состоянии понять: «Они смеются: ха-ха-ха, это все философия!.. Смешно, и дико, и непозволительно думать офицеру армейской пехоты о возвышенных матери­ях. Это философия, черт возьми, следова­тельно — чепуха, праздность и нелепая бол­товня».

Поэтому неудивительно, что Назанский чувствует себя счастливым и свободным только в пьяном угаре, когда наступает оче­редной запой. «И вот наступает для меня это время, которое они зовут таким жесто­ким именем, — делится он с Ромашовым. — Это время моей свободы... свободы духа, воли и ума. Я живу тогда, может быть, странной, но глубокой, чудесной внутрен­ней жизнью. Такой полной жизнью!»

Но, несмотря ни на что, Назанский обладает огромным жизнелюбием. Куприн пе­редал ему свое восхищение жизнью, свое преклонение перед ее радостью и красо­той. «А посмотрите, нет, посмотрите толь­ко, как прекрасна, как обольстительна жизнь! — воскликнул Назанский, широко простирая вокруг себя руки. — О радость, о божественная красота жизни!» Герой Ку­прина искренне убежден в том, что будет прославлять прелесть жизни даже в самые страшные минуты, даже если он попадет под поезд и его внутренности «смешаются с песком и намотаются на колеса». Это жизнелюбие, полное ощущение радости и красоты были присущи и мировоспри­ятию писателя. Столь же близки ему и вдохновенные слова о любви к женщине, которые произносит Назанский. По его мнению, любовь — самое прекрасное и удивительное чувство, даже если она ли­шена взаимности. Василий Нилович гово­рит, что счастье — хоть раз в год случайно увидеть любимую женщину, целовать сле­ды ее ног, раз в жизни коснуться ее платья. Он воспевает готовность отдать за нее, «за ее каприз, за ее мужа, за любовника, за ее * любимую собачонку» и жизнь, и честь, «и все, что только возможно отдать». Взволнованный Ромашов всей душой при­нимает эти слова, потому что именно так любит он Александру Петровну.

Назанский делится с Ромашовым и дру­гими мыслями — о будущем, о «новых, смелых и гордых» людях, о своем идеале. Назанский отвергает евангельское настав­ление «люби ближнего, как самого себя». Он утверждает, что на смену любви к чело­вечеству идет новая вера: «Это любовь к себе, к своему прекрасному телу, к свое­му всесильному уму, к бесконечному бо­гатству своих чувств... Вы — царь мира, его гордость и украшение... Делайте что хоти­те. Берите все, что вам нравится. Не стра­шитесь никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет и никто не равен вам. Настанет время, и великая вера в свое «я» осенит, как огненные языки свято­го духа, головы всех людей, и тогда уже не будет ни рабов, ни господ, ни калек, ни жа­лости, ни пороков, ни злобы, ни зависти. Тогда люди станут богами».

Хотя Ромашов восторженно слушает от­кровения Назанского и даже хочет назвать собеседника учителем, ему чуждо его ниц­шеанское презрение к слабому. (Доста­точно вспомнить, как бережно относится Ромашов к Хлебникову, как добр к Гайнану.) Несмотря на ум и блеск Назанского, Ромашов предстает перед читателем го­раздо более благородным, по-человечес­ки более привлекательным. Потому что для Куприна наиболее важной в повести явля­ется мысль о том, что честный и порядоч­ный человек всегда выше, всегда остается победителем в духовном плане.