Повествователь по дороге в Тифлис знакомится с попутчиком — штабс-капитаном по имени Максим Максимович, который рассказывает ему такую историю. Пять лет назад он стоял в крепости за Тереком. Однажды осенью пришел транспорт с провиантом. Его сопровождал офицер, которого звали Григорий Александрович Печорин. Человек этот принадлежал к той породе людей, с которыми, по словам Максима Максимовича, должны происходить разные необыкновенные вещи. Характеру Печорина был противоречивый, вел он себя странно: никогда ле мерз, даже долго находясь в холод под дождем, а, сидя в комнате, зяб; ходил на кабана один, вздрагивал от стука ставни.
Недалеко от крепости жил князь. Его сын Азамат, сообразительный и верткий мальчик лет пятнадцати, очень падкий на деньги, часто наведывался в крепость. Однажды князь пригласил Максима Максимовича и Печорина на свадьбу своей старшей дочери. Гостей посадили на видном месте и к ним подошла младшая дочь князя, Бэла, тоненькая, стройная девушка с черными глазами, как у горной серны. Печорин не сводил с нее глаз, и Бэла взглядывала на него исподлобья. Тут же на свадьбе был и Казбич, имевший репутацию разбойника и вора. Этот Казбич владел лошадью Карагез, которая славилась по всей Ка-барде.’Многие наездники завидовали Казбичу, несколько раз пытались украсть лошадь, но безуспешно. Особенно нравилась Карагез Азамату, он даже предложил Казбичу в обмен на лошадь украсть сестру, но тот отказался.
Узнав об этом, Печорин посмеялся, а сам задумал кое—что. В разговорах с Азаматом он без устали расхваливал Карагеза и наконец предложил: «Я тебе достану его, только с условием. Ты будешь владеть конем, но ты должен отдать мне сестру Бэлу». — «Согласен»,— прошептал Азамат, бледный как смерть. Таким образом они и сладили это нехорошее дело. Максим Максимович пытался отговорить Печорина, но тот отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого мужа, как он, а Казбича, разбойника, следует наказать.
Ночью Азамат привез женщину, переброшенную через седло; руки и ноги у нее были связаны. На следующее утро Казбич пригнал баранов на продажу. Привязав лошадь у забора, он пил чай, которым угощал его Максим Максимович. Вдруг Казбич изменился в лице и закричал: «Моя лошадь! Лошадь!» Но Азамат уже скакал на его горячем коне. Казбич упал на землю и зарыдал. Он пролежал на земле целые сутки, а когда узнал имя вора, направился в аул, чтобы мстить за Карагеза.
Максим Максимович стал стыдить Печорина, но тот был абсолютно спокоен: «Да когда она мне нравится?» Печорин долго добивался любви Бэлы и постепенно приручил ее. «Послушай, милая, добрая Бэла! — говорил он ей.— Ты видишь, как я тебя люблю; я все готов отдать, чтобы тебя развеселить: я хочу, чтобы ты была счастлива; а если ты будешь грустить, то я умру. Скажи, ты будешь веселей?» Она призадумалась, потом улыбнулась и кивнула, соглашаясь.
Бэла стала ласковее, но большего от нее нельзя было добиться. Тогда Печорин оделся, собрался и вошел к девушке прощаться.
* «Я виноват перед тобой,— сказал он,— и должен наказать себя; прощай, я еду — куда? Почем я знаю! Авось недолго буду гоняться за пулей или ударом шашки: тогда вспомни обо мне и прости меня». Едва он коснулся двери, как Бэла кинулась к нему. В этом месте своего рассказа Максим Максимович замолчал. «Да, признаюсь,— сказал он потом, теребя усы,— мне стало досадно, что ни одна женщина меня так не любила».
По мнению Максима Максимовича, Печорин с Бэлою были счастливы. Казбич подумал, что сам князь дал согласие на то, чтоб Азамат украл Карагеза и, подловив старика на дороге, убил его. Лошади были готовы двинуться в путь; собеседники, Максим Максимович и повествователь, двинулись в путь. Повествователь размышлял об удивительной способности русских приспосабливаться к чужим обычаям, понимать и оправдывать их. Дорогой лошади несколько раз останавливались, поднимаясь на кручи, и путешественники были вынуждены помогать им. К ночи они остановились на отдых в одной горной сакле, и Максим Максимович досказал свою историю о Бэле.
Прошло время и Печорин стал все чаще пропадать на охоте. Во время его отлучек под стенами крепости появлялся Казбич, и Максим Максимович рассказал Печорину об этом. Тот велел Бэле не выходить из крепости. Но по всему было видно, что отношение его к Бэле изменилось. «Нехорошо,— подумал Максим Максимович,— верно, между ними черная кошка проскочила!» Бэла начала заметно сохнуть, лицо ее вытянулось, большие глаза потускнели, она все дни сидела на кровати, бледная и грустная. Максим Максимович стал укорять Печорина за его холодность, а в ответ услышал:
* «…У меня несчастный характер: воспитание ли сделало меня таким, Бог ли так меня создал, не знаю; знаю только то, что если я причиною несчастья других, то и сам не менее несчастлив… С той минуты, как я вышел из опеки родных, я стал наслаждаться бешено всеми удовольствиями, которые можно достать за деньги, и, разумеется, удовольствия эти мне опротивели. Потом пустился я в большой свет, и скоро общество мне также надоело; влюблялся в светских красавиц и был любим,— но их любовь только раздражала мое воображение и самолюбие, а сердце осталось пусто… Я стать читать, учиться — науки тоже надоели; я видел, что ни слава, ни счастье от них не зависят нисколько, потому что самые счастливые люди — невежды, а слава — удача, и чтоб добиться ее, надо только быть ловким. Тогда мне стало скучно… Вскоре перевели меня на Кавказ: это самое счастливое время моей жизни. Я надеялся, что скука не живет под чеченскими пулями,— напрасно: через месяц… мне стало скучнее прежнего…»
Любовь Бэлы показалась ему любовью ангела, но оказалось, что «любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой». Печорин признался, что еще любит Бэлу, но ему с ней очень скучно. «Глупец я или злодей, не знаю; но то верно, что я также очень достоин сожаления, может быть, больше, нежели она: во мне душа испорчена светом, воображение беспокойное, сердце ненасытное; мне все мало…»
У крепости Казбич больше не появлялся. Однажды Максим Максимович отправился с Печориным на охоту. Они отъехали недалеко от крепости, как вдруг ус
* «Нет, она хорошо сделала что умерла! Ну, что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович ее покинул? А это бы случилось, рано или поздно…»
Максим Максимович пытался утешить Печорина, но тот в ответ неожиданно засмеялся… Мороз пробежал по коже от этого смеха. Печорин был потом нездоров, похудел, но разговоров о девушке они больше не заводили. Через несколько месяцев Печорина перевели в Грузию.
Рекомендую к прочтению пересказ заключительной части романа «Герой нашего времени», так как оно существенно ознакомит вас с судьбой Печорина. Спустя некоторое время повествователь остановился в одной гостинице во Владикавказе, где пришлось дожидаться «оказии» в Екатериноград. Там он снова встречает Максима Максимовича. Они сидели у окна за бутылкой кахетинского вина, как увидели еще одну коляску и узнали, что здесь Печорин. Штабс-капитан велел лакею сообщить Печорину, что его ждет Максим Максимович, но Печорин не появился. Максим Максимович до самой ночи ждал его у ворот, но так и не дождался. Тот появился только на следующий день.
Повествователь увидел Печорина молодым человеком «среднего роста: стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способность переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными; пыльный бархатный сюртучок его, застегнутый только на две нижние пуговицы, позволял разглядеть ослепительно чистое белье, изобличавшее привычки порядочного человека; его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками — верный признак некоторой скрытности характера… Когда он опустился на скамью, то прямой стан его согнулся, как будто у него в спине не было ни одной косточки; положение всего его тела изобразило какую—то нервическую слабость… С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что—то детское. Его кожа имела какую—то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только по долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую…
Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные — признак породы в человеке… У него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза… Они не смеялись, когда он смеялся!.. Это признак — или злого нрава, или глубокой постоянной грусти. Из—за полуопущенных ресниц они сияли каким—то фосфорическим блеском, если можно так выразиться… то был блеск, подобный блеску гладкой стали, ослепительный, но холодный; взгляд его — непродолжительный, но проницательный и тяжелый, оставлял по себе неприятное впечатление нескромного вопроса и мог бы казаться дерзким, если б не был столь равнодушно спокоен».
Повествователь просит Печорина остаться, чтобы дождаться Максима Максимовича, ушедшего к коменданту. Печорин вспоминает, что, действительно, вчера ему говорили о давнем приятеле. Через несколько минут прибежал Максим Максимович, он так торопился, что пот градом катился с лица, «мокрые пряди седых волос приклеились колбу, колени дрожали». Он хотел кинуться на шею Печорину, но тот с холодной светской улыбкой протянул ему только руку. Максим Максимович, который еще не мог отдышаться от спешки, сбивчиво пытается спрашивать Печорина о его жизни, приглашает пообедать, поговорить, но Печорин отказывается, ссылаясь на необходимость ехать. «Да куда же?» — спрашивает Максим Максимович.— «В Персию — и дальше». На воспоминания старика о прошлом, о Бэле Печорин побледнел и отвернулся, почти тотчас принужденно зевнув.
Максим Максимович, сначала опешив от такой встречи, обиделся: «Не так я думал с вами встретиться…» Печорин обнял его и пытался утешить: «Неужели я не тот же?» Максим Максимович сказал, что у него бумаги Печорина, но тот разрешил делать с ними что угодно. На вопрос, когда же он вернется, Печорин сделал знак рукой, который мог означать: «Вряд ли! Да и незачем».
Старик пытался сделать вид, что не произошло ничего особенного, но было видно, что он очень раздосадован и оскорблен. Он ворчал что-то о светской жизни Печорина, гордом его лакее, поклаже, странной надобности ехать в Персию, о светской молодежи вообще, превратившись вдруг в «упрямого, сварливого штабс-капитана». Он отказался ехать вместе и оказалось, что он не был еще у коменданта и, очевидно, искал вместо этого Печорина. Повествователь грустно подытожил, чтотолько в молодости разочарования можно пережить, а в годы Максима Максимовича, подобную обиду ничем заменить нельзя. «Поневоле сердце очерствеет и душа закроется».
Журнал Печорина
До повествователя дошли слухи о смерти Печорина. Это обстоятельство облегчило его сомнения и давало право напечатать записки этого человека. «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она написана без тщеславного желания возбудить участие или удивление». Отвечая на вопрос о собственном мнении о Печорине, автор говорит, что его «ответ — заглавие этой книги».