Сложны и отношения героя с Грушницким, Вернером и др. Чем объясняется ненависть Грушницкого к Печорину, их взаимная неприязнь? Чтобы понять это, необходимо выяснить, что представляет собою Грушницкий. Печорин на первых страницах дневника подробно пишет о Грушницком, характер которого для него совершенно ясен. Главное в Грушницком - стремление казаться не тем, что он есть, страсть «производить эффект», отсюда позерство, подражание модным романтическим героям («он из тех людей, которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания»). В действительности же он, обыкновенный мелкий себялюбец, «занимался целую жизнь одним собою». Эти качества подчеркнуты и в портрете Грушницкого. Внешность его не описывается подробно, отмечено лишь, что он «хорошо сложен, смугл и черноволос», но зато много внимания уделяется позе Грушницкого, его манере держать себя.
С первого его появления Печорин отмечает, что Грушницкий «закидывает голову назад, когда говорит, и поминутно крутит усы левой рукой, ибо правою опирается на костыль». Такая поза подчеркивает стремление Грушницкого казаться человеком бывалым, прожившим большую жизнь и испытавшим глубокие страсти. В этой связи характерна запись Печорина 5 июня: «… как все мальчики, он имеет претензию быть стариком; он думает, что на его лице глубокие следы страстей заменяют отпечаток лет».
То же стремление произвести эффект подчеркнуто и в одежде Грушницкого. Описание одежды является существенным во внешней характеристике персонажа у Лермонтова. Особенности Грушницкого в манере одеваться подчеркнуты дважды: во время пикника, когда он, сопровождая Мери, повесил поверх шинели «шашку и пару пистолетов», и при описании «полного , сияния армейского пехотного мундира». В последнем случае отсутствие вкуса у Грушницкого Лермонтов подчеркивает эпитетами «двойной лорнет», «эполеты неимоверной величины», «черный огромный платок», «высочайший подгалстушник».
От Грушницкого не просто пахнет розовой помадой, а «несет». Духами он не просто надушился, а «налил себе полсклянки за галстух». Такое описание «сияния мундира» (в действительности очень скромного) позволяет Лермонтову раскрыть существенную сторону характера Грушницкого, не прибегая к прямым авторским высказываниям, хотя при создании образа Грушницкого используется и этот прием. Рисуя портрет Грушницкого, Печорин не стремится представить его глупцом, франтом или злодеем. Он пишет: «… в те минуты, когда сбрасывает трагическую мантию, Грушницкий довольно мил и забавен»; когда он пытался поднять стакан, «выразительное лицо его в самом деле изображало страдание». Но, к сожалению, Грушницкий так углубился в свою роль, что ни разу не проявил своей природной доброты, а ведь Печорин упоминает, что он в сущности добрый малый. Читатель так и не увидел его выразительного лица без искажения, в котором повинен сам его обладатель.
Портрет Грушницкого, как и других действующих лиц в романе, не дается статичным, а меняется в зависимости от душевного состояния героя. Перед дуэлью напускная храбрость и самодовольство Грушницкого сменяются растерянностью, у него появляются угрызения совести: «во взгляде его было какое-то беспокойство», «тусклая бледность покрывала его щеки», хоть он и постарался принять гордый вид. Когда Печорин объявляет свое условие, Грушницкий пытается договориться с капитаном; у него дрожат «посиневшие губы»; перед лицом смерти что-то искреннее мелькает в выражении лица Грушницкого; глаза его сверкают, лицо вспыхивает.
Самолюбивое стремление «производить эффект» определяет все поведение Грушницкого. Он вместо юнкерской шинели носит солдатскую, чтобы произвести впечатление разжалованного, а это сообщит его личности таинственность и привлекательность. Он стремится казаться героем - и машет шашкой, «кричит и бросается вперед зажмуря глаза». Он хочет казаться опытным, умным, «видевшим виды» человеком - и не разговаривает, а изрекает афоризмы, вроде «я ненавижу людей, чтоб их не презирать»; «Моя солдатская шинель - как печать отвержения. Участие, которое она возбуждает, тяжело, как милостыня». Афоризмы его, в отличие от печоринских, вычурны и надуманны; на них та же печать кажущейся эффектности, как и на их создателе. Бросаются в глаза нарочитая картинность и книжность его сравнений, претенциозность. Рядом с ними сравнения Печорина («Машук, как мохнатая, персидская шапка») или Максима Максимыча («.. .горы видны были как на блюдечке») кажутся простыми и естественными.
Грушницкий не разговаривает, а декламирует; говорить просто он не умеет, что можно показать ученикам, сравнив его реч
Для речевой манеры Грушницкого характерна нарочитая книжность. «Он из тех людей, которые на все случаи жизни имеют готовые пышные фразы»,- говорит о нем Печорин. Постепенно же разочарование сделалось «модой», которой начали подражать. «Разочарование, как все моды, начав с высших слоев общества, спустилось к низшим, которые его «донашивают»,- замечает автор в «Бэле». Грушницкий в романе как раз и олицетворяет «моду» на разочарование, он драпируется в обноски уже обветшавшего к тому времени романтического плаща разочарованного героя. Он сам уверился и пытается уверить других, что он - существо исключительное, «не созданное для мира». На самом же деле в Грушницком нет ничего исключительного, кроме желания казаться особенным человеком.
Считая себя разочарованным в жизни и людях и постоянно говоря об этом, Грушницкий в то же время театрально восхищается обычным поступком Мери, поднявшей ему стакан. Он декламационно заявляет, что не верит в постоянство женщин,- и тут же начинает театрально превозносить «божественный образ» Мери. То есть разочарованность у него показная, внешняя, это поза, нужная ему, чтобы привлечь внимание к своей особе, стать заметным в обществе. То, что в Печорине искренне и трагично, в Грушницком фальшиво и смешно. Ничтожество интересов, ограниченность ума Грушницкого помогают увидеть глубину действительного разочарования Печорина и оттеняют трагизм его. В этом композиционное значение образа Грушницкого.
Сближает Вернера с Печориным образованность, проницательность, знание жизни и людей (описание разговора 13 мая), «злой язык» - нескрываемая насмешливость по адресу больных - «водяной» знати. Близки они и тем, что оба - «поэты на деле». Поэтичность для Печорина - это высокие мысли и чувства, дар воображения («одно слово для нас целая история»,- говорит он Вернеру), душевная тонкость, понимание человеческого сердца. Характерно, что в Грушницком герой не видит «ни на грош поэзии». Интересно, что Печорин ценит в Вернере его неспособность сделать лишний шаг для денег, его душу, «испытанную и высокую», его уменье проникаться жалостью и состраданием к людям (герой видел, как Вернер плакал над умирающим солдатом). Но главное, что заставило их отличить друг друга среди многих - критическое направление ума, склонность к анализу, привычка подвергать сомнению всяческие убеждения. Не случайно молодежь прозвала Вернера Мефистофелем, воплощающим дух отрицания и сомнения. Главное в скептицизме Печорина и Вернера - не безверие, а именно этот дух сомнения, привычка критически переоценивать «разные разности», правило «ничего не отвергать решительно и ничему не вверяться слепо».
Однако Вернер существенно отличается от Печорина: он беден, поэтому вынужден «действовать» в ограниченном смысле слова, т. е. трудиться, лечить больных; у него много приятелей, «все истинно-порядочные люди, служившие на Кавказе» (то есть декабристы), в то время как у Печорина, кроме Вернера, нет ни друзей, ни приятелей; Вернер не умеет воспользоваться своим знанием сердца человеческого и управлять действиями людей, то есть у него нет печоринской воли и стремления подчинять ей все и всех. Делая выводы, можно сказать, что, с одной стороны, Вернера отличает от Печорина большая гуманность, связь с людьми, а с другой - меньшая сила характера, отсутствие «сил необъятных». Отсюда его несогласие с поведением героя, идущего в своих действиях до конца, каким бы тяжелым этот конец ни был.
Образ Вернера оттеняет существенные стороны личности Печорина, раскрывает типичные для того времени человеческие качества и позволяет критически оценить позицию героя по отношению к другим людям. Как известно, у Вернера был прототип - доктор Мейер. Использовав для образа Вернера внешность Мейера и частично его биографию, Лермонтов усилил в своем герое черты, характерные для поколения 30-х годов. Этим в романе углубляется критика общественных условий и ярче выступает мысль о закономерности появления в 30-е годы людей, подобных Печорину.