В мире нет ничего вечного: вечным остается лишь движение и познание истины, едва постигнув которую герой сомневается в ее подлинной истинности. Единственная реальность — сомнение и отрицание. Как инструменты познания они были необходимы в 30-е годы. Но, подвергая все сомнению и отрицанию и убеждаясь в иллюзорности каждой истины, Демон понял, что лишен объективной опоры, которую можно почерпнуть лишь из непосредственной близости к жизни. Демону важно ощутить гармонию и чувственно, и разумно. Поэтому для него нет другого пути, кроме приобщения к земной жизни. А так как Демон, как справедливо указано исследователями , не похож на Мефистофеля с его разъедающим скептицизмом, лишенным всяких положительных идеалов, он вынужден обратиться к земной жизни. Именно потому, что герой исходит в своем бесконечном отрицании из положительных идеалов, из жажды абсолютной гармонии, его взор падает на презираемый им грешный мир.
Третья картина, развернутая в четырех строфах (V, VI, VII, VIII), рисует патриархальный, естественный мир, не лишенный противоречий, но опирающийся на обычай. Здесь все устойчиво и раз навсегда заведено, и лишь свадебный пир нарушает установленную бытовую неподвижность. На этом фоне возникает образ княжны Тамары, в которой воплощено высшее одухотворение природы, внутренняя гармония и цельность, не сознающая себя, а живущая простой, естественной жизнью. Отдаленно эта гармоническая жизнь напоминает образы райского блаженства, незамутненного разумом. Явная перекличка воспоминаний Демона о «лучших днях» («Когда бегущая комета Улыбкой ласковой привета Любила поменяться с ним...») с детски чистым обликом Тамары («И улыбается она, веселья детского полна. Но луч луны, по влаге зыбкой Слегка играющий порой, Едва ль сравнится с той улыбкой, Как жизнь, как молодость, живой...») объективно подготавливает впечатление Демона, недавно тосковавшего об утраченной гармонии с мировым целым. §В Тамаре Демона привлекла именно живая жизнь, он ощутил цельность непосредственной жизни в гармоническом согласии ее чувственной и духовной сторон и их открытого, детски простого и естественного выражения («И были все ее движения Так стройны, полны выраженья, Так полны милой простоты...»).
В Демоне разум отделился от чувства, он стал абстрактным, лишенным объективной опоры, распался с природой. В Тамаре духовное не отделено от чувственного, а выступило в гармонии. Но, в отличие от Демона, она — «свободы резвое дитя» — едва прикоснулась к пучине познания («И часто тайное сомненье Темнило светлые черты...»). Естественный мир в «Демоне» уже распадается изнутри. Тамара предчувствует, что ее ожидает «Судьба печальная рабыни, Отчизна, чуждая поныне, И незнакомая семья». Дальнейший путь Тамары — потеря естественности и приобретение знания. Путь Демона — от познанья к естественности и гармонии. Сближая пути героев, Лермонтов одновременно и разъединяет их: светлое начало, торжествующее в Тамаре, в конце концов побеждает («Ее душа была из тех, Которых жизнь — одно мгновенье Невыносимого мученья, Недосягаемых утех. Творец из лучшего эфира Соткал живые струны их, Они не созданы для мира, И мир был создан не для них!»), а злое начало Демона обрекает его на полное одиночество и безраздельный эгоизм («И вновь остался он, надменный, Один, как прежде, во вселенной Без упованья и любви!..»). Тамара пронесла любовь через страдания, Демон отверг любовь, и его страдание не искупило душевных мук.
Сближая и разъединяя героев, повествуя о приобретениях и утратах, когда каждое приобретение означает одновременно и утрату, а каждая потеря оборачивается приобретением, Лермонтов сохраняет объективную меру их оценки. Решающим остается для него причастность к земной, естественной жизни, любовь к добру и вера в него. Вместе с тем трагическая коллизия эпохи, угаданная в «Демоне», состояла в том, что гармония между разумом и чувством в данном обществе невозможна, что она неотвратимо ведет к разъединению этих начал, к борьбе между ними, так же как невозможна гармония между миром естествен
Сопоставляя живую жизнь и абстрактное умозрение, Лермонтов пробуждает в своих героях высокие чувства, наполняет их внутренний мир сверхчеловеческими идеалами, заставляет их испытать всю полноту счастья и всю горечь страдания.
Перед Демоном, наблюдающим пляску Тамары, вновь возникают картины прежней связи с миром («И вновь постигнул он святыню Любви, добра и красоты!..»; «...мечты О прежнем счастье цепью длинной, Как будто за звездой звезда, Пред ним катилися тогда»; «В нем чувство вдруг заговорило Родным когда-то языком»).
Демон, недавно беспощадно осудивший свою жизнь, вновь думает о возрождедии. Мотив возрождения падшего ангела через любовь к грешной земной женщине приобретает особый смысл. В лермонтовской поэме, как и в лермонтовском творчестве вообще, любовь — самое естественное, самое одухотворенное и самое гармоническое чувство. Приобщение к нему символизирует безусловность и абсолютность счастья. Демон не прельстился ни величием природы, ни красотой ее, ни одухотворенностью, но он испытал «неизъяснимое волненье» потерянной гармонии чувства и мысли, связи со всем миром, едва в нем проснулась любовь к темной женщине. В любви для Демона открылась гармония страстной мысли и не менее страстного чувства, где сами эти начала выступают слитно, не отрешенно друг от друга, а в некоем изначальном единстве.
Однако, вторгаясь в естественную жизнь и переживая любовь к Тамаре, Демон тут же и разрушает мир патриархальной цельности, а самая любовь, бескорыстная по природе, используется в эгоистических целях — для собственного возрождения и ощущения гармонии с миром. Тамаре же она несет гибель, отвержение от чистых начал ее души. Демон увлекает княжну на путь высокомерного презренья к земному миру, на холодное равнодушие к стихийной жизни природы и «неполному счастью людей». Преддверие разрушительных актов могучего духа — гибель жениха, совершившего по искушению Демона сразу два проступка: против нравственности («Он в мыслях, под ночною тьмою, Уста невесты целовал») и против обычая дедов (не помолился у часовни) .
С момента гибели жениха начинается путь страдания Тамары. Земная любовь сменяется могучей страстью к Познанью, а цельный внутренний мир являет борьбу добрых и злых начал. Добрые начала опять-таки связаны с земной жизнью, с естественностью и простотой, когда-то беззаботного сердца, злые — с моментами сомнения и скепсиса.
В научной литературе была высказана точка зрения, согласно которой Демон ищет союза с людьми, отвергая созданный богом мир рабской покорности.
Во имя лучшего мира Демон сближается с Тамарой, не оправдавшей, однако, этих его надежд, поскольку героиня скована цепями традиций и не может вырваться из-под власти существующего порядка2. Однако вряд ли можно согласиться с таким взглядом. Естественный, патриархальный мир вовсе не символизирует для Лермонтова цивилизованный порядок, отрицаемый Демоном. Демон обращается как раз к лучшим, положительным сторонам жизни. Люди цивилизованного мира находятся на периферии авторского замысла. Они уже отъединились от естественного мира. Там уже нет «ни истинного счастья, ни долговечной красоты», там угас «пламень чистой веры». С этими людьми Демон не ищет союза. Тамара тоже имеет мало общего с цивилизованным миром, который она просто не знает. В душу входит сомнение — инструмент познания цивилизации, чему Демон столь усердно И столь недолго учил людей. Демон со своей злой, эгоистической волей, со своим сомнением и отрицанием направленным на все благородное и прекрасное («Все благородное бесславил И все прекрасное хулил. ») олицетворяет скептическое сознание человека. Тамара — сама непосредственность.