Жизнь становится постоянной игрой со смертью, а искушение судьбы - смыслом существованья. Желание встать выше человеческих законов, подчинить своему личному произволу весь мир, одержать победу над роком обнаруживает эгоистическую, «наполеоновскую» природу романтического героя. Стремление к абсолютной независимости от реального бытия натыкается, однако, на предел, мстящий самому герою. Живая жизнь оказывается сложнее, богаче, многообразнее, неожиданнее, чем умозрительное представление о ней. Гордый ум Арбенина, не преклонившийся перед злом, но и не постигающий богатства жизни, борется не только со злом, но и с реальностью. Казарин проницательно открывает не осознаваемую самим героем его «наполеоновскую» сущность:
* И часто мысль гигантская заводит
* Пружину пылкого ума…
* И если победишь противника уменьем,
* Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем
* Тогда и сам Наполеон
* Тебе покажется смешон.
Эгоистическая, индивидуалистическая натура Арбени-:а открывается и в его искреннем чувстве к Нине. Герой не может любить бескорыстно. Подсознательным мотивом любви к Нине выступает личный эгоизм. Казарин - этот философ-скептик и двойник Арбенина - безжалостно разоблачает эгоистическую природу любви героя. Лермонтов, по верному замечанию Т. И. Ходукиной, обнаружил в герое сферы сознательного и подсознательного, выявил объективную сложность действий и мыслей героя. Как бы ни хотел Арбенин скрыть свой эгоизм, индивидуалистическая природа героя, независимо от его сознания, берет в нем верх. «Прошлое» не ушло из души Арбенина, а полное перерождение для него невозможно. Так, казалось бы, глубоко затаенное, демоническое («А черт-то все в душе сидит») стало определяющим, а светлое, ангельское, возрожденное любовью - чем-то внешним, поверхностным. Любовь демонического героя обернулась эгоистической страстью. Срывая покровы с души современного человека, Лермонтов обнажил скрытые стимулы его поведения и тем углубил возможность психологического проникновения в характер. Однако Лермонтов и романтики не объяснили, какими объективными причинами порождена противоречивость героя и почему эта противоречивость именно такова.
Несмотря на всю свою независимость от общества, Арбенин подчиняется законам, тяготеющим над светской толпой. Он внутренне опутан цепями бесчеловечных нравственных норм. Бросая вызов судьбе, Арбенин чувствует свою зависимость от неумолимых ее законов. Тема судьбы, властвующей над обществом, проходит через всю драму. Она выражается в мрачных предсказаниях, грозящих герою и другим персонажам. Каждое предсказание трагично по смыслу и неизменно оправдывается, хотя бы герой и заблуждался. С темой судьбы связана объективная обусловленность поведения всех персонажей. Судьба выступает как трагическое, но неведомое для персонажей разрушительное начало.
В ней совместились и законы светского общества, и голос внутренней совести, и зависимость человека от неподвластных объективных сил, мстящих за презрение «закона людей», закона природы. Судьба бесчеловечна, наказывая правого, но невольно выполняет гуманные функции, беспощадно карая и виноватого. Иной она не может быть в данном общество. Поэтому и предсказания персонажей, облеченные в форму то грубоватого юмора, то трагического пафоса, всегда наполнены угрозой.
В первом действии Арбенин, сам того не ведая, предсказывает князю Звездичу, что того назовут подлецом: «И не краснеть, когда вам скажут явно: «Подлец!» Во втором действии Арбенин уже обвиняет князя: «Вы шулер и подлец». Перед этим он рассказывает Звездичу анекдот, центральным моментом которого был отказ от дуэли. Однако нарушение светских приличий подготовлено в первом действии, когда Маска отказалась драться с Арбениным и напророчила ему: «Прощайте же, по берегитесь. Несчастье с вами будет в эту н
Месть Неизвестного - месть судьбы, ее жестокая, палаческая рука. В этом смысле Неизвестный - двойник Арбенина, плоть от плоти того общества, которое презирал Арбенин и которое в конце концов погубило его. Но личная месть Неизвестного переплелась с объективной закономерностью. Неизвестный действует теми же подлыми методами, какими расправляется с людьми и светское общество. У него те же нравственные нормы, но он избран судьбой в палачи над преступным героем. Казнит Арбенина, в сущности, не Неизвестный - с ним герой готов расправиться и выдержать битву, поскольку правила игры известны Арбенину не хуже, чем Неизвестному. Героя казнит Правда, заранее исключенная из нравственных норм светской черни и ставшая неотразимым оружием Неизвестного. Правда не могла быть предугадана Арбениным и несовместима с ложными понятиями героя. Правда выше его разумения. Ум Арбенина изощрен в борьбе с ложью, но бессилен против Правды, которая превращает демонического героя в преступника.
Сумасшествие Арбенина проливает свет на безумие всего светского общества, где истина выступает непостижимой, иррациональной тайной. Ложь разрушила счастье Арбенина, но не сокрушила его. Правда уничтожила Арбенина как мыслящую личность. Но одновременно центр тяжести в драме, как заметил Д. Б. Максимов, перемещается с вины Арбенина на виновность окружавшей его среды. Заблуждение Арбенина не только его вина, но и его беда. Личная трагедия Арбенина становится трагедией всего общества, основанного па ложных основаниях, исключающих истину из понятий, привычек, быта, из сферы людских отношений. Сумасшествие Арбенина как бы очищает его от лжи, и последние слова героя - «Я говорил тебе, что ты жесток!» обращены к себе, к богу, создавшему бесчеловечный мир, к обществу, которое играет людскими жизнями и всюду сеет смерть, к Неизвестному, олицетворяющему судьбу. В помутневшем сознании Арбенина сопряжены и личная вина, и независимая от него сила обстоятельств. Трагедия героя объяснена совершенным им нравственным преступлением, но одновременно с героя снимается единоличная вина, Арбенин с полным основанием говорит Неизвестному: «Вот что я вам открою: не я ее убийца». К концу драмы Лермонтов усиливает объективную обусловленность трагедии Арбенина. В «Маскараде» этот момент подготовлен как изнутри - нравственное крушение Арбенина от сознания совершенного им преступления, так и извне - фигурой Неизвестного. Несмотря на условную форму зависимости Арбенина от судьбы, гораздо более тщательно разработанную во внутреннем плане, внешняя обусловленность трагедии героя от обстоятельств необычайно важна. Лермонтов ставит предел личному произволу демонического героя, но природа зависимости Арбенина от среды не исследуется художественно. Эта задача остается за рамками романтической драмы и романтизма в целом, хотя в поэмах, написанных после «Маскарада», она, как помним, отчасти поставлена. В дальнейшем углубление социальной детерминированности человека в художественном творчестве Лермонтова происходит в прозе, прежде всего в романе «Герой нашего времени».