Традиция изображения праведных связывает Лескова с агиографическим жанром древнерусской литературы. В повести «Очарованный странник» обнаруживается формальное сходство с каноном жития. Так, рассказ Ивана Северьяновича о детстве (раннее сиротство, моленый сын, обещанный сын) аналогичен первой части многих житийных историй. Последовательное жизнеописание соответствует второй части житийной композиции. Существенно отличен от общепринятого образ праведника: точка зрения на грех и праведность у героя не всегда совпадает с церковной. Так, он клянется спасением души Груши, не зная Христовой заповеди, запрещающей всякую клятву.Важный сюжетный элемент жития - борьба подвижника с искушениями. Вся повесть Лескова - рассказ о том, как герой пытается победить «беса-губителя». Однако искушения герой видит в явлениях весьма своеобразных и оказываются они вполне анекдотическими: конь, «одержимый бесом», «баринок-магнитизер», монастырская корова.
Мы видим намеренное комическое снижение образа вместо его традиционного возвеличивания. Агиографическая тональность корректируется анекдотической, а величайшее чудо, когда «вещательный дух осенил» героя и он начал «пророчествовать» в пустом погребе о близком «всегубительстве» («исполнился страха за народ свой русский и начал молиться…»), переводит повествование в плоскость комического. Мотив чуда
Подобно произведениям средневековой литературы, тексты Лескова допускают, более того - требуют многосмысленного толкования, когда каждое из прочтений верно, но недостаточно для объяснения смысла целого. В «Очарованном страннике» пафос богатырского эпоса сопрягается с комическим жизнеописанием, а мистическая история о таинственной силе оборачивается притчей о мытарствах души и искании своего подвига. На стыке этих различных смыслов возникает неповторимый русский сюжет странствий и крестной муки грешной и святой души, свершающей свой путь к бессмертию.