В соответствии с идейно-тематическим содержанием строится система образов романа, в центре которой оказывается главный герой — Юрий Андреевич Живаго. Часто его называют alter ego автора, сравнивают с лирическим героем стихотворений. С другой стороны, в нем видят продолжение того типа героя русской литературы XIX века, которого принято называть «лишним человеком». Обе эти позиции имеют свои обоснования. Сам Пастернак, по воспоминаниям его близкой знакомой Ольги Ивинской, говорил, что в образе Юрия Андреевича он соединил черты личности Блока, Есенина, Маяковского и самого себя. Показателен и тот факт, что он доверяет герою не только выражение своих взглядов, мыслей, раздумий по самым важным проблемам, но даже «отдает» ему подлинные шедевры своей лирики. Но все же Живаго — это романный герой, в котором автор воплотил черты определенной личности той эпохи. Это типичный интеллигент, человек умный, образованный, наделенный чуткой душой и творческим даром. Оказавшись в водовороте исторических событий, он как будто «стоит над схваткой», не может полностью примкнуть ни к какому стану — ни к белым, ни к красным. Живаго хочет крикнуть и белому, гимназисту, еще почти мальчику, и красным, большевикам, «что спасение не в верности формам, а освобождении от них». Поразительна по силе сцена боя партизанского отряда, в котором вопреки своей воле оказался Юрий Андреевич. Он находит зашитые в одежде тексты 90 Псалма и у убитого партизана, и у воевавшего против партизан гимназиста. Они стреляли друг в друга, но взывали к помощи и защите у единого Спасителя.
Позже Живаго обнаруживает, что сохранять свою обособленность, отделенность от «стадности» становится все труднее. «Что же мешает мне служить, лечить и писать?» — думает он и приходит к поразительному выводу: «…не лишения и скитания, не неустойчивость и частые перемены, а господствующий в наши дни дух трескучей фразы». Порой кажется, что он действительно «лишний», безвольный человек, не сумевший найти свое место в новой жизни, в отличие от друзей юности Дудорова и Гордона. Все, что он делает, подчеркнуто буднично, прозаично, а его колебания, сомнения, нерешительность порой раздражают. Но это лишь внешний срез, за которым просматривается то, что и делает Живаго героем романа: в условиях всеобщей обезличенности он остается личностью, среди крайней жестокости, которую несет за собой революция и гражданская война, он сохраняет доброту и человечность. Он способен и сочувствовать народным бедам, и осознавать неизбежность происходящего. В общей историко-философской концепции Пастернака именно такой человек способен постигать суть событий, а будучи творческой личностью, может выразить ее в своих стихах, помогая разобраться в окружающем мире другим. Сам он при этом становится жертвой времени — недаром он умирает в 1929 году, который называют годом «великого перелома». Однажды А. Блок сказал, что Пушкина «убило отсутствие воздуха», и Пастернак буквально реализует эту метафору. В той атмосфере полной несвободы, торжества посредственности, разрыва культурных и духовных связей личность, подобная Юрию Живаго, не может жить. Но и многие годы спустя его друзья помнят о нем. Склонившись над потрепанной тетрадью стихов Живаго, они вдруг ощущают «счастливое умиление и спокойствие», «свободу души», которая так и не наступила даже после Великой Отечественной войны, хотя все ее ожидали, но которую пронес через свою жизнь давно умерший Юрий Живаго и сумел передать в своих стихах. Эти финальные строки — утверждение незаурядности героя романа, плодотворности его существования и неистребимости и бессмертия великой культуры, вечных истин и нравственных ценностей, которые составляли основу его личности.
Антиподом Живаго в романе является Антипов-Стрельников. Он воплощение типа «железных борцов» революции. С одной стороны, ему присуща огромная сила воли, активность, готовность к самопожертвованию во имя великой идеи, аскетизм, чистота помыслов. С
другой стороны, для него характерна неоправданная жестокость, прямолинейность, способность диктовать всем то, что воспринимается им как «революционная необходимость», и силой «загонять» в новую жизнь даже тех, кто вовсе не стремится в нее вписаться. Судьба его оказывается трагична. Павел Антипов, превратившись из робкого, романтического молодого человека, влюбленного в Лару и исповедующего гуманистические идеи свободы, равенства и братства, в жестокого борца, карателя Стрельникова, оказывается жертвой ложной, мертвящей революционной идеи, противоречащей, по мнению автора, естественному ходу истории и самой жизни. Хорошо понимающая внутреннюю мотивацию поступков своего мужа Лара отмечает: «С каким-то юношеским, ложно направленным самолюбием он разобиделся на что-то такое в жизни, на что не обижаются. Он стал дуться на ход событий, на историю. … Он ведь по сей день сводит с ней счеты. … Он идет к верной гибели из-за этой глупой амбиции».
В результате Антипов во имя борьбы за революцию отказывается от жены и дочери, от всего, что в его представлении мешает «делу жизни». Он даже берет другое имя — Стрельников — и становится воплощением жестокой силы революции. Но оказывается, что на самом деле он безволен и бессилен в своем стремлении управлять ходом истории. «Переделка жизни! — восклицает Юрий Живаго. — Так могут рассуждать люди, … ни разу не узнавшие жизни, не почувствовавшие ее духа, ее души. …А материалом, веществом, жизнь никогда не бывает. Она … сама вечно переделывает и претворяет, она сама куда выше наших с вами тупоумных теорий». В итоге Антипов-Стрельников приходит к полной безысходности и кончает жизнь самоубийством. Так автор показывает, что фанатичное служение революции может привести только к смерти и по сути своей противостоит жизни.
Воплощением жизни, любви, России выступает в романе Лара — возлюбленная Живаго. Она между двумя героями-антиподами — Живаго и Антиповым-Стрельниковым. О прототипе Лары Пастернак писал в письме Р. Швейцер в 1958 году, отмечая, что Ольга Всеволодовна Ивинская «и есть Лара моего произведения», «олицетворение жизнерадостности и самопожертвования». В интервью английскому журналисту 1959 года писатель утверждал: «В моей молодости не было одной, единственной Лары… Но Лара моей старости вписана в мое сердце ее (Ивинской) кровью и ее тюрьмой». Как и в судьбе автора, так и в судьбе героя существуют две любимые, необходимые ему, определяющие его жизнь женщины. Его жена Тоня — это олицетворение незыблемых основ: дома, семьи. Лара — это воплощение стихии любви, жизни, творчества. Этот образ продолжает традицию лучших героинь русской классической литературы (Татьяна Ларина, Наташа Ростова, Ольга Ильинская, «тургеневские девушки» и т.д.). Но судьба ее также оказывается неразрывно связана с судьбой России. Д.С. Лихачев утверждает, что в романе Лара — символ России и самой жизни. В то же время — это вполне конкретный образ, со своей судьбой, которая составляет одну из основных сюжетных линий. Показательно, что она — сестра милосердия, которая помогает раненым во время первой мировой войны. В ней органично сочетается стихийное, природное начало и тонкое чувство культуры, ей посвящены лучшие ст
Композиционная структура произведения также служит предметом оживленных дискуссий. Многие критики считают роман слишком «сделанным», схематичным, конструктивные узлы явно выпирающими. Другие, не отрицая этого, видят в подобном построении особый художественный прием, позволяющий автору донести главную идею романа о сопряженности всего сущего в мире не только через слова, образы, описания и диалоги, но и с помощью самой композиции произведения. Такой прием часто используется в поэзии, особенно модернистской поэзии XX века, и чем-то сродни музыкальным формам. Это касается и сквозных образно-тематических мотивов (указанный выше образ метели, вьюги, мотив памяти и др.), сюжетно-образных параллелей природного и человеческого мира, истории и вечности и т.д. Так в сцене на поле сражения первой мировой войны сталкиваются пять действующих лиц: «Скончавшийся изуродованный был рядовой запаса Гимазетдин, кричавший в лесу офицер — его сын, подпоручик Галиуллин, сестра была Лара, Гордон и Живаго — свидетели, все они были вместе, все были рядом, и одни не узнали друг друга, другие не знали никогда, и одно осталось навсегда неустановленным, другое стало ждать обнаружения до следующего случая, до новой встречи». «Ждут обнаружения» и непреднамеренные, но оказавшиеся судьбоносными встречи главных героев в Москве. Именно в той комнате, в которой горящая свеча так поразила Юрия, сам того не зная, он поселяется в последние дни своей жизни, и туда случайно заходит
Лара, обнаруживая гроб с телом своего возлюбленного, которого давно уже потеряла на жизненных перепутьях. В эпилоге романа — последний композиционный узел: летом 1943 года на фронтах Великой Отечественной войны встречаются Гордон и Дудоров, вспоминающие Юрия Живаго, и случайно обнаруживают бельевщицу Таню Безочередеву, воспитанную в детдоме, которая оказывается дочкой покойного Юрия Андреевича и которую случайно разыскал чуть раньше его брат генерал-майор Живаго.
Критик Н. Иванова утверждает, что композиция романа, построенного по музыкально-симфоническому принципу, основана на стрежневом лейтмотиве железной дороги, который разветвляется на множество отдельных мотивов, линий, подтем. Так вблизи железной дороги завязывается первый «узел»: эпизод самоубийства отца Юрия, вокруг которого группируются сразу несколько персонажей, в большей или меньшей степени участвующие в последующем действии (Комаровский, Миша Гордон, будущий революционер Тиверзин; издали видят остановившийся поезд, не зная еще о страшном событии, его вызвавшем, сам Юра Живаго, его дядя Николай Николаевич Веденяпин, приехавшие в гости в Дуплянку, где в то время находился и Ника Дудоров). В бронированном вагоне происходит важнейшая для дальнейшего сюжета встреча Юрия Андреевича и Стрельникова. Около железной дороги находится будка, в которой живет бывшая прислуга Лары Марфа. Именно у нее оказалась дочь Живаго и Лары Таня, которая рассказывает много лет спустя Дудорову и Гордону страшную историю убийства сына Марфы Петеньки. Показательно, что и смерть Юрия Живаго происходит у рельсов — на трамвайной остановке. Так через метаобраз железной дороги, воплощающей неумолимость времени и мертвящую силу, реализуется основная идейно-композиционная Ось романа: противопоставление живого и мертвого.
Подобное построение произведения производит впечатление некоторой театральности, но понятой не прямолинейно, а как воплощение Вселенской драмы бытия. Отсюда и такие художественные особенности романа, как пестрота языковых форм, включающих всю богатейшую палитру: от библейской и философской лексики, литературно-поэтической традиции до разговорных просторечных форм, языка улицы, деревенского говора. «Одна из художественных сил … романа — сила деталей, — указывает Р.Б. Гуль. — На них, на этой образности, на этом русском слове стоит весь роман». Как отмечают другие критики, театральность романа соотносима и с широким использованием в нем развернутых сравнений, метафор, олицетворений. По словам самого Пастернака, метафора — «это естественное следствие недолговечности человека и надолго задуманной огромности его задач, его духа». Вот почему излюбленный поэтический прием писателя так органично входит в его роман и позволяет на стилистическом уровне реализовать его главную идею: свести воедино разрозненные полюсы бытия и преодолеть силы разрушения, победить смерть и обрести бессмертие.