Л. Андреев писал не столько со знанием предмета, сколько преследуя субъективную цель. Внешние события интересовали его постольку, поскольку они давали повод для проповеди определенной идеи, связанной с проблемой человеческой души. Для него были важны не факты, не внешняя достоверность деталей, а «образ души», или, как он говорил, «кусочек психобиографии» человека. Вот почему в его произведениях нет характеров, а есть лишь одно свойство характера, одна идея: у Райко в «Иностранце» только патриотизм, у героя «Лжи» — только идея правды-лжи, в «Стене» — мысль о преодолении преграды, у Керженцева («Мысль») —только проблема остроты и силы мысли и т. д. и т. п. Нечто вроде классицистической односторонности, но только с глубоким, порою болезненным психологизмом. Сам писатель называл свой метод «условным реализмом», хотя искал и другие термины.
По такому принципу создано одно из наиболее значительных произведений Л. Андреева — повесть «Жизнь Василия Фивейского» (1903), в которой раскрывается трагедия веры, хотя_ объективный смысл произведения раздвигает рамки авторского замысла. Повесть направлена против долготерпения, против упования на божью милость. Вся она пронизана мыслью, что нельзя, с одной стороны, жить слепой верой, как живет священ ник Василий Фивейский, с другой,— невозможно и нищенское; существование, являющееся уделом Семена Мосягина и других крестьян. Гуманизм отца Василия, его искреннее сострадание к беднякам вступает в непримиримый конфликт с его верой в милость небесного владыки. И вера в бога не выдержала испытания гуманизмом — такова объективная мысль повести.
Жестока и бессмысленна жизнь, изображенная в повести. Андреев предельно сгущает краски, собирая воедино все самое страшное, что только может выпасть на долю одного человека, чтобы затем с огромной художественной силой показать взрыв тех чувств, которые исподволь накапливались в человеке, ведя его к духовному возрождению или духовному кризису.
* «Над всей жизнью Василия Фивейского тяготел суровый и загадочный рок»,— так начинается повесть. И действительно, чего только не испытал герой повести! — утонул семилетний сын, жена с горя запивает, второй сын рождается дегенератом, попадья с горя окончательно спивается, безумеет и однажды, уснув с горящей папиросой, сожгла дом и сама сгорела, спасти удалось только уродца-сына. Все это вызвало в отце Василии сомнения в благости бо-жией, остро поставило перед ним проблему веры. Он боится самому себе признаться, что вера его поколебалась. В самые напряженные моменты он, «точно кому-то возражая, кого-то страстно убеждая и предостерегая», громко и отчетливо повторял: «Я — верю… Верую, господи! Верую!»
И окончательно потерял веру, когда трагически и страстно просил у бога вернуть жизнь погибшему бедняку. Но чуда не произошло. И священник поднимается
Некоторые исследователи усматривают в драме Василия Фивейского проявление анархического бунта и идейно-художественным стержнем повести считают образ идиота как символ фатума, управляющего человеком. Такая точка зрения ведет к обеднению смысла произведения: ведь к бунту отца Василия привело в конечном итоге сострадание к беднякам. Что же касается характера бунта, действительно анархического, то иного от человека такой профессии и не следовало ожидать; в этом — реалистическая сторона произведения. Ведь это бунт попа против бога!
Раскрывая проблему кризиса веры средствами глубокой психологической характеристики служителя церкви, Андреев добивался особой остроты и художественной убедительности. Этой теме посвящены и более поздние рассказы «Сын человеческий» (1909) и «Правила добра» (1911). В последнем остроумно высмеиваются религиозные догматы, не выдерживающие яроверки жизнью. Не только черт Носач, возжелавший творить добро людям, но и его учитель — старенький попик настолько запутались в противоречиях между жизнью и церковными установлениями, что одного это свело вскоре в могилу, а для друго-1 го, обреченного на бессмертие, явилось причиной вечной тоски. Однако и сам писатель запутался в противоречиях. Не случайно они мучают многих его героев. «Подумать только, какие оказались итоги,— пишет Андреев в «Правилах добра»: — когда надо,— не убий; когда надо,— убий; когда надо,— скажи правду, а когда надо — солги…» и т. д. К этим мучительным раздумьям писатель шел от рассказов «Ложь», «Мысль», «Рассказ о Сергее Петровиче», «Проклятие зверя» и др.
Мыслями и поступками человека, в представлении Андреева, управляет не разум, а инстинкты, стихийная физиологическая сила. В этом отношении его творчество близко к современному интуитивизму, фрейдизму, к экзистенциализму. Отсутствие диалектической логики, подсознательные импульсы, релятивизм, развенчание разума, пессимизм — таков смысл многих произведений Андреева на разных этапах его творчества. Однако пессимизм Андреева не означал равнодушия к жизни. Любя жизнь, он терялся, когда сталкивался с грязью и пошлостью, с нищетой и горем людей. Общий взгляд на жизнь Андреев хорошо выразил в статье о пьесе Г. Ибсена «Дикая утка»: «Опровергая всю жизнь, являешься невольным её апологетом. Никогда не верю я так в жизнь, как при чтении «отца» пессимизма Шопенгауэра: человек думал так и жил. Значит, могуча и непобедима жизнь».