Любовь, брак, личное счастье - вот магический круг, очерчивающий сферу женского бунта в пушкинскую эпоху. Для мужчины больше случаев вступить в конфликт с обществом, поскольку его общественные функции и его система зависимости от общества сложнее и многообразнее. В «Дубровском» герой оказывается жертвой не случайного личного чувства, хотя бы и глубоко социально мотивированного. Старинный дворянин и гвардейский офицер остается без куска хлеба и без крова над головой, у него не только беззаконно отобрано имение, на владение которым он имел неоспоримое право, но попраны его честь и нравственное достоинство.
«Дубровский» стал опытом органического слияния картин реальной действительности и авторской исторической концепции. Конфликт между Дубровским и Троекуровым здесь реальная завязка повествования. Причем, облекаясь в плоть живых образов, излюбленная социально-историческая идея Пушкина теряет свою отвлеченную прямолинейность, углубляется и обогащается. В первоначальном наброске, где будущий Троекуров назван Нарумовым, его «большой вес во мнении помещиков, соседей» объяснен «его званием и богатством». В дальнейшем Пушкин дал своему персонажу другую, историческую фамилию - Троекуров и подчеркнул его принадлежность к старинному русскому барству (князья Троекуровы значатся среди потомков Рюрика от князей Ярославских), объяснив его власть над соседями-помещиками и губернскими чиновниками не просто богатством и связями, но и знатным родом.
Тем самым пушкинское представление о противоборствующих силах, существовавших в русском дворянстве, известное по ряду других произведений поэта, подверглось в романе определенному усложнению. Упадок одних старинных фамилий в XVIII - начале Х1Х вв. не мешал возвышению других. Многократно отмечалось, что первоначально Пушкин мотивировал различие между судьбами Троекурова и Дубровского тем, что «славный 1762 год разлучил их надолго. Троекуров, родственник княгини Дашковой, пошел в гору» (VIII, 755). Эти слова были зачеркнуты, так как они противоречили хронологической приуроченности событий. Но в них можно увидеть знак того, что к моменту работы над романом Пушкину стало ясно, что 1762 г. и другие дворцовые перевороты XVIII в. сопровождались не только возвышением новой знати, но и расслоением старинного дворянства. Уже В.О.Ключевский увидел за литературным, романтическим бунтарством Дубровского реальный исторический тип русского дворянина александровской эпохи, благородного бунтаря с искалеченной судьбой. Но в центре романа Пушкина не столько самый бунт против общества или отражение его в сознании героя, сколько его предпосылки и последующая судьба бунтаря; не пароксизм социально-критической страсти и даже не идея индивидуального мщения, а роковое влияние беззакония на всю судьбу Дубровского. Самое разбойничество свое герой характеризует как неизбежный шаг, вынужденный актом самодержавного произвола (»Да, я тот несчастный, которого ваш отец лишил куска хлеба, выгнал из отеческого дома и послал грабить на больших дорогах» - VIII, 205).
Бунт оказывается бунтом поневоле, а осознанный самим героем безысходный трагизм его положения - оборотной стороной романтической удали и пафоса справедливости, которые связала его с разбоями мирская молва. Широкая картина жизни русского провинциального дворянства, встающая со страниц «Дубровского» и имеющая своим основанием пушкинскую концепцию исторического развития дворянского сословия, принадлежит к высочайшим достижениям русского социального романа нового времени. В этой картине пафос высокого историзма парадоксально совмещается с противоречивостью указаний на время, к которому приурочены
В «Дубровском» нет крестьянского восстания, а есть только неустойчивый порыв крестьян и дворовых к бунту. За исключением сцены на барском дворе, крестьяне не появляются в написанных главах романа. Герои «Дубровского», принадлежащие к народной среде, - дворовые, т.е. личные слуги господ, крепостные ремесленники, работники дворовых служб и т.п. Они связаны с барином теснее, чем крестьяне. Патриархальная связь дворовых с «доброродным» помещиком укоренена, по мысли Пушкина, в давней традиции. Да и слияние владений Дубровского и Троекурова неминуемо затрагивает их личные судьбы и интересы, толкая вслед за молодым Дубровским. Однако и действия дворни ничем не напоминают восстание. В разбойничьей крепости сохраняют силу законы барской усадьбы: Дубровский управляет всеми действиями разбойников, он волен наложить табу на владения ненавистного для его людей Троекурова и даже распустить свою шайку. Тема народа органически входит в социально-политическую проблематику «Дубровского», но не является в ней доминирующей. Народ - это естественная среда, в которой протекает деревенская жизнь дворянина.
В «Дубровском» Пушкин показал, что среда эта отнюдь не пассивна. И распря господ, и бесчинства приказных электризуют народную массу и вызывают ее ответную реакцию. Народные сцены в «Дубровском» можно сопоставить с народными сценами «Бориса Годунова»: крестьяне и дворовые, толпящиеся на барском дворе, озабочены не только своей будущей судьбой. Их этическое чувство возмущено творимым на их глазах беззаконием. В «Дубровском», как и в «Борисе Годунове», Пушкин делает народ судьей происходящего, апеллирует к его чувству справедливости как высшему моральному критерию.
Причем, в отличие от «Бориса Годунова», в «Дубровском» толпа дифференцирована. В ней выделены группы крестьян и дворовых, которые характеризуются разными настроениями и разной степенью активности. Более того, в числе дворовых находятся зачинщики, способные повести толпу за собой. Таков кузнец Архип, в определенный момент выступающий на авансцену повествования. Заходя в своем мщении дальше, чем предполагал молодой барин, он по существу направляет последующие события, отрезая для Дубровского пути к отступлению, ставя его своими действиями вне закона. Постепенно герой Пушкина приходит от мнимых ценностей к истинным. Пушкин заставляет молодого Дубровского познать, что в существующем обществе жертва общественных институтов - человек, однажды оказавшийся вне закона, не может обрести скромного человеческого счастья, что все попытки изгоя вернуться к гражданскому существованию обречены на неудачу.