Сон Онегина со всей очевидностью усиливает эффект "зеркальности" композиции романа. Традиционно представление об этой "зеркальности" связывалось с моментами зарождения любви Татьяны к Онегину в третьей главе и страсти Онегина к Татьяне в восьмой главе, с двумя письмами героев, с двумя отповедями - Онегина в начале четвертой главы и Татьяны в конце восьмой. В двух снах героев также очевидна "зеркальность". Сон Онегина ретроспективно воссоздает то же трагическое событие (убийство Ленского), которое было предсказано в пророческом сне Татьяны.
Кроме того, сон Онегина содержит в себе образы, непосредственно отсылающие читателя к душевному состоянию Татьяны в срединных главах романа ("тайные преданья сердечной, темной старины", "предсказанья", "сказки взор живой", "письма девы молодой").
В образах, присутствующих в снах героев, наблюдаются и явные различия. Сказочным образам из сна Татьяны, имеющим в основе своей фольклорные корни и
Душа Онегина оказалась целиком во власти этих сил, и зловещий образ фараона придает сну героя мрачный колорит. Мир зла, господствующий в сне Онегина, включает в себя и "врагов забвенных", и "клеветников", и "трусов злых", и "рой изменниц молодых", и "круг товарищей презренных". Эти лица из прошлого Онегина, как и образ фараона, становятся символом недолжного бытия, которое привело героя к душевной смерти.
Итак, мы видим, что сон Онегина в восьмой главе пушкинского романа, выполняя существенную композиционную роль, проясняет духовное содержание и трагический смысл всего произведения.