Этот своеобразный конец «без конца», еще более нетрадиционный, для жанра романа, чем была нетрадиционна для драматического произведения концовка «Бориса Годунова», немало смущал не только критик ков, но даже и ближайших литературных друзей Пушкина. Поскольку «роман в стихах» не был доведен до привычных, так сказать, «естественных» фабульных границ-герой «жив и не женат», - многие друзья поэта убеждали его продолжить, свое произведение (см. относящиеся к 1835 году наброски стихотворных ответов Пушкина на эти предложения). Правда, сейчас мы знаем, что Пушкин и сам начал было, по-видимому, сразу же после того, как окончил свой роман, той же болдинской осенью 1830 года, продолжать его: стал набрасывать знаменитую «десятую главу»; но вынужден был сжечь написанное ввиду его резкой политической неблагонадежности. Однако мы не знаем ни того, наг сколько твердо было в Пушкине его намерение продолжить роман, ни как далеко продвинул он осуществление этого намерения. Однако самым ярким примером этого рода является финал «Евгения Онегина»:
* Она ушла. Стоит Евгений,
* Как будто громом поражен.
* В какую бурю ощущений
* Теперь он сердцем погружен!
* Но шпор внезапный звон раздался,
* И муж Татьяны показался,
* И здесь героя моего,
* В минуту, злую для него,
* Читатель, мы теперь оставим,
* Надолго… навсегда….
Что же касается незавершенности в романс судьбы главного его героя,- то, как мы могли только что убедиться, это вполне в духе многих и многих пушкинских финалов; Вместе- с тем. именно’ эта незавершенность дала поэту возможность наложить последний и исключительный по своей идейно-художественной весомости и выразительности штрих на тот образ-тип «лишнего человека», который был впервые явлением в лице Онегина. Это превосходно понял’ Белинский, который’ и в этом отношении сумел: подойти к пушкинскому роману отнюдь не с традиционных позиций:«Что же это такое? Где же роман? Какая его мысль?’ И что за роман без конца?» спрашивал критик и тут же отвечал: «Мы думаем, что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца, потому что в самой действительности бывают события без развязки, существования без цели, существа неопределенные, никому не понятные, даже самим себе…» И дальше: «Что сталось с Онегиным потом? Воскресила ли его страсть для нового, более сообразного с человеческим достоинством страдания? Или убила она все силы души его, и безотрадная тоска его обратилась в мертвую, холодную апатию? - Не знаем, да и на что нам знать это, когда мы знаем, что силы этой богатой натуры остались без приложения, жизнь без смысла, а роман без конца? Довольно и этого знать, чтобы не захотеть больше ничего знать…»
О том, что роман Пушкина в его настоящем виде представляет собой вполне целостное и художественно законченное произведение, нагляднее всего свидетельствует его композиционная структура. Подобно тому как большинство современников Пушкина не почувствовало замечательной композиционной организованности «Бориса Годунова», многие из них
На самом деле мы видели, что уже к началу работы Пушкина над «Евгением Онегиным» в его творческом сознании сложился «пространный» «план целого произведения». И мы можем с уверенностью сказать, что в течение всего очень длительного периода работы Пушкина над романом план этот, меняясь - и порой меняясь весьма существенно - в деталях его разработки, в основных своих очертаниях оставался неизменным.
В роман Пушкина, посвященный изображению жизни русского общества в ее развитии, из самой этой развивающейся жизни приливал весьма обильный и разнообразный-«пестрый» - материал, который заранее далеко не во всем мог быть предусмотрен автором. Но никогда поэт не отдавался пассивно наплыву жизненных впечатлений, не плыл по течению привносимого нового материала, а, как зрелый мастер, свободно владел и распоряжался им, охватывал его своей «творческой мыслью», подчинял его как своему основному художественному замыслу, так и той «форме плана» - продуманному композиционному чертежу, - в котором этот замысел, опять-таки с самого начала работы над ним, ему предносился.
Что это было именно так, подтверждается той четкостью архитектурного рисунка, стройностью композиционных линий, соразмерностью частей, тем гармоническим соответствием начала и конца произведения, которые, как мы уже знаем, составляют черты пушкинских композиций, которые и в «Евгении Онегине», конечно, не могли возникнуть случайно и независимо от творческой воли автора, так сказать, сами собой.
Основные образы романа, при всей индивидуальной жизненности каждого из них, носят столь обобщенный, типизированный характер, что это позволяет Пушкину построить фабулу своего произведения, воссоздающего широчайшую картину пушкинской современности, на отношениях между собою всего лишь четырех лиц - двух молодых людей и двух юных девушек. Остальные, лица, входящие в роман в качестве не бытового фона, а его - в той или иной степени - участников (их тоже очень немного: мать и няня Татьяны, Зарецкий, генерал - муж Татьяны), имеют чисто эпизодическое значение.
Столь же характерен для общественно-исторической действительности, воссозданной в романе Пушкина, образ Татьяны. Финальная формула, которая определяет ее жизненный путь - быть «век верной» своему супружескому долгу, - несомненно, руководила и женами декабристов, последовавшими за своими мужьями на каторгу в Сибирь. Более всеобщий характер носит образ заурядной во всех отношениях Ольги. Включение в роман этого образа, несомненно, продиктовано не только стремлением к указанной фабульной симметрии.