"Большевики не мешают писать стихи, но они мешают чувствовать себя мастером…". Так говорил А. Блок. Эти слова как нельзя лучше подходят к герою романа М.А. Булгакова "Мастер и Маргарита" Мастеру. Но стоит задуматься: а нельзя ли их соотнести с самим автором и той ситуацией, в которой осуществлялось его творчество? Да, они действительно мешали Булгакову писать, издавать, ставить на сцене его произведения, но они отнюдь не мешали ему чувствовать себя истинным Мастером.
Неправильным было бы утверждение, что Булгаков в образе Мастера показал себя, свой жизненный путь, свои ценности, взгляды. Сходны они только в одном – и тот, и другой Мастер, и творят они в условиях, неподходящих для того, что они хотят донести до общества. Их забивает, ограничивает, пытается загнать в рамки Советская власть в лице критиков. В романе Булгаков показывает реальную Москву, ее коммунально-бытовой и литературный мир, который столь знаком автору. И его современникам были хорошо знакомы гонители Мастера – критики, ведущие борьбу с писателем тем же оружием, которым владел он – словом. Но они смотрят не на литературу как таковую, они оценивают ее в соотнесении с политическим режимом.
Судьба, постигшая Мастера, типична для писателей современного Булгакову времени – он попадает в сумасшедший дом, где и погибает. Сам же автор, в отличие от своего героя, всю жизнь боролся за свои произведения, пробивал себе дорогу к читателю и зрителю. Однако он пришел к тому же выводу, что и его герой: система работает без сбоев, неумолимо бьет в самое слабое место.
Первые размышления по поводу "московского народонаселения", как ни удивительно, мы впервые слышим из уст Воланда на его знаменитом сеансе "черной магии". Он отмечает, что внешний облик и горожан, и самого города очень изменился, налицо технический прогресс. Он ставит своего рода опыт, проверяя наличие пороков у зрителей. Сначала он осыпает их червонцами – и за ними моментально устремляется толпа народа; затем устраивает раздачу модных вещей – эффект тот же; он совершает "публичную казнь" конферансье Бенгальского, которому буквально оторвали голову, а потом, "простив", возвращают ее на место, в расчете на кровожадность и жалостливость публики. Все это убеждает его, а вместе с ним и читателя, что люди не изменились, несмотря на ход времени. "Ну что же они – люди как люди. Любят деньги, но ведь это всегда было… Человечество всегда любит деньги, из чего бы те ни были сделаны, из кожи ли, из бумаги ли, из бронзы или золота. Ну, легкомысленны… ну, что ж… и милосердие иногда стучится в их сердца… обыкновенные люди… в общем напоминают прежних… квартирный вопрос только испортил их…". Да, квартирный вопрос часто изображается Булгаковым в своих произведениях (так, домоуправление нередко наведывалось к профессору Преображенскому из "Собачьего сердца" в надежде его "уплотнить"). И друг Мас
Суд, который вершил Воланд, был необходимостью, как считает автор. Этого высшего суда очень не хватало в реальной современной жизни, и Булгаков решил хотя бы в романе показать это осуществление справедливости. Воланд недаром появился в разгар "великого перелома" – он, в качестве высшей силы, образа истории и времени, должен осудить и покарать несправедливых.
Булгаков подчас демонстративно подчеркивает автобиографические черты в судьбе Мастера. Травля, отсутствие средств к существованию, насильственное отдаление от литературной жизни, жизнь в ожидании ареста, доносы наряду с преданностью любимой женщины. Власть делает все, чтобы мыслящие люди перестали мыслить, перестали верить в свои силы и видеть смысл своей деятельности. Поэтому именно Мастеру нет места в современной жизни, тогда как МАССОЛИТ и Грибоедов переполнены людьми, называющими себя "писателями", их родней, знакомыми и другими еще менее причастными к литературе гражданами. Очень интересна в этом отношении тирада Коровьева, выданная им в ответ на требование удостоверения писателя для прохода в Грибоедов: "Чтобы убедиться в том, что Достоевский – писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем".
Упомянув о МАССОЛИТе, нельзя не сказать о том, что этот "творческий союз" является своеобразной моделью общества, в нем легко узнается существовавший тогда РАПП. Булгаков гротескно показал, как здесь происходит творческий процесс – по "плану", "писатели" получают "творческие отпуска", длительность которых зависит от объема предполагаемого произведения. Материальное благо, привилегии, дешевая еда, отпуска – вот все, что привлекает этих людей в союзе литераторов.
Жизнь – арена борьбы сил бытия и небытия, творчества и разложения, добра и зла, личностей и "серой массы". В своем дневнике Булгаков писал: "Москва в грязи, все больше в огнях – и в ней странным образом уживаются два явления: налаживание жизни и полная ее гангрена". Берлиоз и Швондер, Шариков и Рокк, Варенуха и Римский, Латунский и Алоизий Могарыч – все это "гангрена" на теле человечества. А Воланд со свитой, Мастер и его Маргарита, обновленный Иван – это жизнь. Миру формализма, бюрократии, корысти, безнравственности противостоит у Булгакова мир вечных ценностей: правда, творчество, совесть. И прежде всего – любовь. Любовью жив Мастер, любовью жив и Булгаков.
"За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!
За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебе такую любовь!".