Тема “Метели” — превратности любви. Именно ее развивают фабула и сюжет новеллы. Все, как кажется, логично, по литературным канонам того времени. Но так ли это? Анекдот как своеобразная программа является сюжетной основой новелл Пушкина, с традиционным набором элементов: “влюбленные” (богатая невеста-бедный жених) “препятствие” (запрет родителей) “бегство”; “препятствие” (метель) “влюбленные” (“первая” невеста-“блестящий” жених) “тайное препятствие” (“узы брака”) “счастливое совпадение”; “хэппи-энд”.
Сюжет также представляет собой разработанную схему произведения в противоположность фабуле, которая является схемой событий. Отметим два наиболее существенных момента в сюжете “Метели”:
а) За счет “фигуры умолчания” в новелле создается “таинственная ситуация”: до самой развязки не известно, что узнал Владимир на дворе священника (“Какое известие ожидало его!” Какое же? Умолчание...), каков секрет “полусумасшедшего письма”, полученного родителями Марьи Гавриловны от “несчастного” Владимира, в чем причина молчания Бурмина, оттягивающего решающее объяснение, и так далее.
Тайна, согласно устойчивой схеме, объясняется только в самом конце новеллы.
б) Сюжет “Метели” дан с двойным опосредованием: во-первых, он изложен от лица помещика Белкина; во-вторых, самому Белкину он рассказан девицей К.И.Т. (увиден глазами “девицы К.И.Т.”, рассказавшей повесть Белкину, явно “уездной барышни”).
Система персонажей в первой части новеллы кажется построенной по схеме: “протагонисты-антагонисты-помощники”. Протагонисты — влюбленная пара (Марья Гавриловна и Влади мир), антагонисты - препятствующие их любви родители богатой невесты Марьи Гавриловны (Гаврила Гаврилович Р. и его жена — Прасковья Петровна), помощники — все те, кто устраивает побег влюбленных и готовит несостоявшееся венчание, — жадринский священник, сорокалетний корнет Дарвин, “землемер Шмит в усах и шпорах”, “сын капитан-исправника, мальчик лет шестнадцати, недавно поступивший в уланы” (свидетели), кучер Терешка, горничная Марьи Гавриловны, крестьяне, помогающие Владимиру найти Жадрино.
Во второй части привычная расстановка персонажей разрушена, а устойчивые читательские ожидания обмануты: ни антагонистическая роль родителей, ни романтический любовный треугольник (с появлением блестящего полковника Бурмина) не состоялись. Родители оказываются не против брака Марьи Гавриловны и Володи (что дискредитирует и сам “побег”) браку Марьи Гавриловны и Бурмина препятствует вовсе не романтическая память первой о погибшем возлюбленном. Новое представление о расстановке персонажей достигается через эпиграф из “Светланы” Жуковского с ее мотивом “призрачного” жениха: невеста-призрачный жених-подлинный жених. Кто же из дв
По романтическому канону призрачным должен быть “ложный” жених Бурмин, с соответствующими атрибутами (ночь, метель). И здесь ожидания обмануты: призрачным оказывается как раз Владимир, все действия которого определяются литературными штампами — и так и остаются как бы “выдуманными”; Бурмин же, чье поведение тоже согласовано с литературными образцами, при этом находится в полном согласии с бытом и его предписаниями. Быт, а не литература, в итоге становится решающей инстанцией новеллы — быт, которому принадлежат остальные ее персонажи; быт, для которого всей этой “литературной” истории с побегом словно бы и не было (о ней так и не стало известно; так была ли она?). В итоге расстановка персонажей такова: любовный треугольник и быт.
На новом уровне вернемся к вопросу о теме: какова глубинная тема новеллы? Ответ: “Быт и литературность”. Как реализуется эта тема, станет понятно при рассмотрении композиции произведения. Композиция определяется отношением всех конструктивных элементов произведения к его целому. Какие же конструктивные элементы являются определяющими в “Метели”? Литературные цитаты, отсылки и намеки, иронически сопоставленные с бытовыми реалиями. Композиция “Метели”
построена на последовательном сталкивании двух планов — быта и литературности. Отсюда — конфликт.
Комический эффект новеллы достигается благодаря постоянному подчеркиванию несоответствия литературных поведенческих штампов и бытового уклада. Герою, преследующему свои скромные цели, напрасно кажется, что ничего не стоит завоевать лежащее перед ним маленькое пространство. Под обличьем близкого и доступного скрываются неподатливые, крупные, типические для традиционного быта величины. В “Метели” это по-особому подчеркнуто Владимир Николаевич заблудился на крохотном куске земли, пятиверстный путь до Жад-рина превращается в нескончаемое кружение по снегу и метели, и все в сторону. Узенькая площадь внезапно расширяется, и общим законам жизни — “судьбы” — дано достаточно места, чтобы они могли разыграться, как это им свойственно. Отсюда никчемность и бесплодность авантюры — европейского авантюрного сюжета на русской почве. Даже стихия (метель) не на стороне романтической литературности, а на стороне быта.
Вот мы и пришли к выводу, что новаторская идея “Метели” — самоотрицание новеллы; победа бытового уклада над литературной интригой.
Ирония здесь в том, что победа эта достигается путем невероятных, подчеркнуто литературных совпадений. В новелле “Выстрел” выстрел никого не убивает, в новелле “Метель” похититель никого не похитил, а намеченная к похищению вернулась домой.