1. Начало поэмы. Посвящение.
2. Авторские реплики и обращения к читателю.
3. Финал поэмы. Эпилог.
В поэме «Руслан и Людмила» А. С. Пушкина голос автора как нельзя звучен. Писатель здесь выступает не только как рассказчик. Он постоянно делает отступления от происходящих событий, ремарки, замечания. Начнем с того, что поэме предшествует не только эпилог, но и посвящение красавицам, строчки из которого вынесены в эпиграф. В песни первой автор говорит о душевном состоянии утратившего супругу Руслана, принимая произошедшее с героем близко к сердцу, примеряя его положение на себя. Ах, если мученик любви
Страдает страстью безнадежно,
Хоть грустно жить, друзья мои,
Однако жить еще возможно.
Но-
... вдруг минутную супругу
Навек утратить... о друзья,
Конечно лучше б умер я!
Автор сопровождает своего героя в пути, когда его оставляют надежда и вера.
Что делаешь, Руслан несчастный,
Один в пустынной тишине?
Вторая песнь начинается обращением к соперникам — Пушкин говорит о том, что соперники на поле боя вольны враждовать, но если соперники на Парнасе устроят битву, они только насмешат народ. Соперникам же в любви нужно жить мирно, потому что на выбор судьбы сердиться глупо. Там же автор в описании Черномора изменяет его грозный вид, выставляя героя, запутавшегося в своей бороде, на забаву читателю («Хватают колдуна в охапку И вон распутывать несут, Оставя у Людмилы шапку...»). Ирония не оставляет автора и в сцене сражения — он вспоминает А. О. Орловского, польского и русского живописца и графика, мастера батальных сцен.
Но что-то добрый витязь наш?
Вы помните ль нежданну встречу?
Бери свой быстрый карандаш,
Рисуй, Орловский, ночь и сечу!
Постоянные обращения к читателю («Ты догадался, мой читатель, / С кем бился доблестный Руслан...», / «Ты видишь, добрый мой читатель, / Тут злобы черную печать!») предназначены поддерживать контакт с ним и в решающие моменты действия, и когда герои находятся не в столь активной позиции. Так, третья песнь открывается авторским сюжетным отступлением — поэт спрашивает совета у читателя, что отвечать ему на нападки критиков, которые замечают двойственное положение Людмилы.
Уж бледный критик, ей в услугу,
Вопрос мне сделал роковой:
Зачем Русланову подругу,
Как бы на смех ее супругу,
Зову и девой и княжной?
Отвлекаясь от героев, уводя читателя в сторону от главной линии повествования, автор как будто бы первый спохватывается и призывает вернуться к героям. Но он может внезапно оставить Рогдая с Русланом в самом начале поединка, чтобы узнать, что же делает Людмила. Все эти авторские вольности сближают поэта с читателем, и поэма приобретает какой-то камерный тон. Напомним, что «Руслан и Людмила» — это первая поэма Пушкина, это произведение буквально вчерашнего лицеиста, как справедливо замечено в посвящении — «труд игривый». Юмор, ирония, юношеское озорство автора проявляется в поэме свободно. Много возможностей для этого предоставляет размер поэмы — четырехстопный ямб, для которого не было свойственно правильное чередование рифмы, поэтому интонация стиха могла быть любой. После выхода «Руслана и Людмилы» этот размер стал основным для романтических поэм. Вот к
О многом говорят авторские характеристики героев, например Рогдай описан как «кровавых битв искатель, надежда киевлян, Людмилы мрачный обожатель», а в образе Руслана мы видим не русского богатыря, как ожидалось в связи со сказочностью поэмы, а романтического влюбленного: «...страстью пылкой утомленный, не ест, не пьет Руслан влюбленный».
Песнь четвертая вновь открывается ироническим авторским отступлением: Пушкин благодарит бога, что в наше время Черноморы не уносят невест с брачного ложа, и в этом отношении «женитьбы наши безопасны», но есть другие волшебники — «улыбка, очи голубые и голос милый», которые значительно, опаснее Черномора. Тут же Пушкин пародирует В. А. Жуковского, указывая совершенно ясно на героев его произведения «Двенадцать ! спящих дев», говорит о том, что своенравная муза солгала, но вот скажет ли правду Пушкин — этот Л вопрос в его устах остается открытым. В пятой песне автор говорит о Людмиле, сравнивая ее с некой суровой Дельфирой и делая вывод, что не только блажен тот, кто друг сердца Людмилы, но даже и тот, кто незнаком с Дельфирой. И вновь плавно уйдя в сторону, автор внезапно «спохватывается», что нить повествования утеряна.
Ах, как мила моя княжна!..
...Но, верьте мне, блажен и тот,
Кто отДельфиры убегает
И даже с нею незнаком.
Да, впрочем, дело не о том!
Но кто трубил? Кто чародея
На сечу грозну вызывал?
Кто колдуна перепугал?
Песнь шестая опять обращена к красавице, рядом с которой он забыл «звуки лиры дорогой». По ее велению он продолжает «рассказы прежние мои, преданья славы и любви», от которых его отвлекли «любовь и жажда наслаждений». «Где Руслан?» — вопрошает автор. И отвечает себе: «Лежит он мертвый в чистом поле: уж кровь его не льется боле». Черномор висит за седлом, а Фарлаф приезжает с Людмилой в Киев, на который следом нападают печенеги. Как же можно было забыть и оставить героев в такой решающий момент? Автор действует так же, как и старец Финн, который
В своей пустыне безмятежной,
С спокойным сердцем ожидал,
Чтоб день судьбины неизбежной,
Давно предвиденный, восстал.
Поэт пускает события плавно течь по воле рока, хотя не дает своим героям полной самостоятельности. Все должно идти так, как обычно строится сказка, и беспокоиться не о чем — ведь у сказки должен быть счастливый конец. В эпилоге, написанном значительно позже, во время кавказской ссылки поэта, а потому более серьезном и созданном в другом стиле, он обращается к прошедшим годам, когда «пел — и забывал обиды слепого счастья и врагов, измены ветреной Дориды и сплетни шумные глупцов». Автор, отражая в стихотворной форме реально произошедшие с ним события, говорит о грозовой туче, которая собралась над ним, и о том, что он был спасен благодаря дружбе. Поэт, «забытый светом и молвою», считает, что пора веселых восторженных стихов для него прошла. Таким пессимистичным обращением завершается поэма.