С фигурами градоначальников сопоставлен в «Истории одного города» образ глуповцев. Образ тоже сатирический и тоже гротескный, но построенный совершенно иначе, чем фигуры градоначальников. Каковы же его особенности? В чем проявилось новаторство Щедрина в данном случае? Образ глуповцев — это образ совершенно иного масштаба, чем все те гротескные образы, о которых шла речь до сих пор. В нем нашли воплощение черты, присущие не тем или иным социально-психологическим характерам или типам, а огромным массам людей, целым сословиям, всему народу. Именно такого рода широкий социально-обобщающий образ и противопоставлен в книге фигурам градоначальников.
Подобное сочетание поначалу кажется странным. Но своеобразие образной системы «Истории одного города» в том и состоит, что всякого рода «странности» встречаются здесь довольно часто. Впрочем, появление в книге образа глуповцев по-своему и закономерно: ведь сатирика занимала проблема взаимоотношений самодержавного государства и парода', и для того, чтобы выразить эту коллизию в художественном произведении, нужно было изобразить народ, вывести его на авансцену.
Прежде чем перейти к дальнейшему разговору об образе глуповцев, необходимо сказать несколько слов о сфере применения самого понятия — «образ». Дело в том, что существует точка зрения, согласно которой «образом» можно называть только изображение отдельного человека [(образ Онегина, образ Татьяны и т. п.). Что же касается так называемых «собирательных» образов, то в этих случаях употребление термина «образ» якобы неправомерно.
В творчестве Салтыкова-Щедрина мы находим немало рассуждений о народе, рассуждений острых, интересных, г. которых обсуждается проблема народа. Но эти рассуждения носят публицистический характер. Встречаемся мы и с такими произведениями писателя, в которых весьма отчетливо выражена идея народа. Но и в этих произведениях изображения народа пет. В «Истории...» же перед нами предстает образ глуповцев — образ массы, толпы, парода. Образ реалистический, правдиво раскрывающий отрицательные качества народа и всего общества в целом.
Что же представляют собой глуповцы? Как ведут себя под игом самовластия? Какие свойства свои проявляют?
Основные качества глуповцев — неиссякаемое терпение и слепая вера в начальство. Сколь ни бедствуют они, сколь ни измываются над ними градоначальники, а глупо щы все продолжают надеяться и восхвалять, восхвалить и надеяться. Появление каждого нового градоначальника они встречают искренним ликованием.
Даже когда глуповцы в конце концов не выдерживают и возмущаются, возмущение их носит столь же нелепый характер. Так в главе «Голодный город» взбунтовавшиеся глуповцы расправляются отнюдь не с Фердыщенко, который успел «спрятаться в архив», а с его любовницей Аленкой: «Аленку разом, словно пух, взнесли на верхний ярус колокольни и бросили оттуда на раскат с вышины более пятнадцати саженей...»
Писатель не закрывает глаза на реальное положение вещей, пе преувеличивает степени народного самосознания. Он рисует массы такими, какими они и были тогда на самом деле (разумеется, рисует в сатирически заостренном виде).
Правдивое изображение покорности, долготерпения, начальстволюбия народа вызвало в свое время резкие возражения со стороны либеральной критики. А. Суворин упрекал сатирика в незнании народа и в глумлении над ним. По его м
В самом деле, градоначальники безумны, народ еще безумнее, градоначальники развратим, народ еще развратнее, градоначальники вислоухи, народ еще более вислоух. Где, какой сатирик приносил подобное жертвоприношение? Делали ли это Рабле и Свифт г. своих бессмертных произведениях, делал ли это Гоголь? Нет, тысячу раз нет, и оно понятно: если отвергать народ, отвергать его здравый смысл и даже простую его житейскую сообразительность, то что иго признавать после этого?..»
Весь этот, внешне весьма «эффектный» критический писсаж основан на упрощении проблемы и элементарных передержках.
Прежде всего в этой связи надо сразу же отвести как шлго несостоятельное утверждение, будто народ в книге Щедрина предстает еще более безумным и развратным, чем градоначальники. Это домысел Суворина, домысел настолько очевидны!), что не заслуживает опровержения.
Столь же несостоятельным является и заявление, будто пи один сатирик мира не изображал парод подобным образом. Достаточно вспомнить хотя бы «Мертвые души» того же Гоголя, чтобы стало ясно: в русской литературе ужо существовала традиция сатирического изображения не только «верхов», по и «низов» общества. Петрушка, Селифан, дядя Митяй и дядя Мипяй и некоторые другие образы людей из народа — все это у Гоголя образы сатирические, представляющие собой обличение тех или иных народных пороков и недостатков.
Именно на эту гоголевскую традицию опирался Щедрин, «выставляя» в сатирическом свете по только градоначальников, но и послушные им массы.
Еще в 1856 году в статье о творчестве Алексея Кольцова Щедрин страстно выступал против славянофильской Тенденции идеализировать народ, преувеличивать его добродетели и замалчивать недостатки. «К чему эта лесть? Неужели народ сам по себо не достаточно живой организм, чтобы не иметь нужды в наших панегириках! — Восклицал писатель и заявлял: — Мы думаем, что как пороки, так и добродетели всякого народа — результат ого (и горичоского развития... И потому, если мы хотим быть добросовестными и полезными деятелями на поприще народного воспитания, то не должны оставлять без
исследования ни одну сторону его жизни, как бы ни боль уязвлялось от того наше патриотическое самолюбие. Мы должны откинуть всякую заднюю мысль, отнестись к жизни прямо и честно, принять скромно нам дает, и не заботиться заранее о том, какие выйдут и того результаты, будут ли они соответствовать наши: тайным симпатиям или нет».
Некоторые критики и литературоведы, стремясь «защитить» Щедрина от упреков в глумлении над народом, утверждали, будто в образе глуповцев нашли отражение черты, свойственные вовсе не народу, а привилегированным слоям общества. Так, например, Евг. Соловьев еще в 1899 году заявлял: «Народа, мужика совершенно нет в „Истории города Глупова". С Щедриным случилось то же самое, что и с Пушкиным, с которым было поступ-лено но всей строгости законов за непочтительное отношение к „черни непросвещенной". Можно много и долго спорить о том, что и кого разумел под „чернью" наш великий поэт, но, очевидно, не мужика, не народ... Та же чернь, а не народ, действует на сцене и города Глупова, а на крестьянство, собственно, и она совершает только набеги»