Для того чтобы лучше понять систему образов «Истории одного города», их природу и соотношение, нужно обратиться к одному из публицистических рассуждений Салтыкова. Писатель как бы предчувствовал, что многое в его сатире может показаться читателю странным, необычным, и поспешил в прямой публицистической форме разъяснить суть той проблемы, которая поставлена им в книге. Проблема эта: самодержавие и народ, самовластие и общество.
Разумеется, Салтыков не мог сформулировать волновавшую его проблему совершенно открыто. Он пишет, что «с одной стороны, ого умственному взору представляется сила, подкравшаяся издалека и успевшая организоваться и окрепнуть, с другой — рассыпавшиеся по углам и всегда застигаемые врасплох людишки и сироты».
Под силой,, успевшей организоваться и окрепнуть, Щедрин подразумевал самодержавное государство. Об этом совершенно недвусмысленно свидетельствуют дальнейшие строки того же рассуждения: «Что сила, о которой идет речь, отнюдь не выдуманная — это доказывается тем, что представление об ней даже положило основание целой исторической школе». Писатель имел в виду так называемую «государственную» школу в историографии, представители которой считали самодержавное государство важнейшей силой, способствовавшей процветанию парода. Так, например, Чичерин утверждал, будто русская история «доказывает яснее дня, что самодержавие может нести народ громадными шагами на пути гражданственности и просвещения» '. Мало того, самовластие превозносилось Чичериным как единственна)!: созидательная сила в России: «То общественное устройство, которое на Западе установилось само собою, деятельностью общества, вследствие взаимных отношений разнообразных его элементов, в России получило бытие от государства; монархия сделалась исходною точкою и вожатаем всего исторического развития народной жизни. Народ помогал ей всеми силами в устроении отечества, но не столько собственною инициативою, сколько подчиняясь мановению сверху и неся на себе громадные тяжести для общего блага»
Взаимоотношения между самодержавным государством и народом занимают и Щедрина. Однако государство — это нечто абстрактное, «фигуры» не имеющее. Вот почему художнику, задумавшему показать взаимоотношения отдельного человека или целого народа с государством, неизбежно приходится искать образ, который явился бы «олицетворением» государства. Пути при этом существуют весьма различные.
Один из них — изображение того, кто стоит во главе данного государства. К такому приему очень часто обращаются полит
Другой путь — поиски какой-либо условной фигуры, которая может быть воспринята как олицетворение идеи государства. Именно по этому пути пошел в свое время Пушкин в «Медном всаднике». Что же касается Щедрина, то в его сатире мы встречаемся с иными способами решения аналогичных художественных задач.
В своих сатирических сочинениях писатель, разумеется, не мог открыто нарисовать тех, кто стоял во главе самодержавного государства. Но уже в произведениях конца 50-х — начала 60-х годов Щедрин стремился показать, что олицетворением самодержавия могут быть не только монархи, но и те, кто находится на «низших» ступенях самодержавно-бюрократической лестницы. Именно в этом и состояло одно из отличий сатиры Щедрина от мелочно-обличительной литературы тех лет.
По поводу такого рода литературы Добролюбов писал, что она «погрузилась в изобличение чиновников низших судебных инстанций. Писарям, становым, магистратским секретарям, квартальным надзирателям житья не было! Доставалось также и сотским и городовым и т. п..Все это, конечно, хорошо в своем роде: зачем же и городовому грубо обращаться с дворниками? Нужно и его обличить... Но вслушайтесь в тон этих обличений. Ведь каждый автор говорит об этом так, как будто бы все зло в России происходит только оттого, что становые нечестны, и городовые грубы!.. Нигде не указана была тесная и неразрыв-пая связь, существующая между различными инстанциями, нигде не проведены были последовательно и до конца взаимные отношения разных чинов...»
Сила сатиры Щедрина состояла как раз в том, что даже в тех случаях, когда речь шла о становых, квартальных надзирателях и прочих низших чинах самодержавно-бюрократического аппарата, писатель неизменно стремился внушить читателю мысль о тесной и неразрывной связи, существующей между различными инстанциями, о принципиальной «однородности» низших чинов с высшими.
Так называемые «губернаторские» рассказы, составившие впоследствии цикл «Помпадуры и помпадурши», представляли собой новый шаг в сатирическом обличении самодержавно-бюрократического строя, ибо здесь самодержавную власть олицетворяли уже губернаторы. Само собой разумеется, что изображение начальников губернии в качестве сатирических персонажей расширило возможности писателя, позволив ему более многосторонне обрисовать самовластного правителя, распоряжающегося судьбами уже не квартала и даже не уезда, а целой губернии.