Тема средневекового рыцарства в западной литературе19 века становится актуальной по очень разным политическим, социокультурным и историческим причинам. Этой тенденции сопутствовал ряд исторических событий, который заставил западную интеллигенцию пересмотреть свои взгляды на государственный строй, на жизненные ценности вообще.
Во-первых, одной из важнейших предпосылок этого ретроспективного взгляда на действительность глазами современников можно считать войну за независимость в Америке 1775–1783 гг. и, главное, Великую французскую революцию 1789–1794 гг. Ее эмоциональное переживание, а затем осмысление ее опыта, ее последствий сыграли решающую роль в возникновении и развитии романтического миросозерцания. На короткое время революция создала иллюзию всеобщего освобождения от многовекового рабства в плену внешних обстоятельств, человек почувствовал себя всесильным.
Во-вторых, эстетические истоки романтической литературы – это прежде всего сентиментализм, создавший апологию индивидуального чувства, и различные варианты предромантизма: пейзажная медитативная поэзия, готический роман и подражания средневековым поэтическим памятникам.
Вальтер Скотт, типичный продукт своего времени, создатель исторического романа, как писатель-романист состоялся не сразу. Сын небольшого судейского чиновника, окончив университет, занялся было адвокатурой, но история родного края его привлекала больше, и он всецело посвятил себя изучению его обычаев и преданий. То было началом его творческого пути к становлению личности, которую потомки впоследствии назовут выдающимся английским писателем. Сначала он сделал карьеру переводчика, затем в результате длительного собирания английского и шотландского фольклора у него родилось множество поэм, объединившихся под названием «Песни шотландской границы», и уже потом, вследствие развития своего художественного таланта, он стал родоначальником нового для своего времени литературного жанра, жанра исторического романа.
Вальтер Скотт жил в эпоху неспокойного политического времени: на его глазах происходило разрушение целой эры государственности не только его страны, но и всех стран Европы. Очевидным становилось и то, что буржуазный строй — тяжелое иго, ложащееся на плечи народных масс, не раз уже в то время выступавших против господства буржуазии («луддитское движение» в 1811— 1812 годах – прим. авт.). «По-видимому, события бурной современной политической жизни и поставили перед В. Скоттом вопрос о широком освещении совершающегося исторического процесса. В. Скотт стремился постичь причины великих исторических изменений, происходивших в его эпоху: он заглядывал в прошлое, чтобы лучше и полнее понять настоящее и представить себе путь развития истории в ближайшем будущем. Жанр поэмы был слишком тесен и узок для новых огромных исторических полотен, замыслы которых вынашивались В. Скоттом. Современность требовала создания такого жанра исторического повествования, который мог бы широко и разносторонне охватить изображаемую эпоху, раскрыть ее возможно полнее.» Таким образом, оценивая всю литературную деятельность зрелого Скотта (а это было, как мы сказали выше ни что иное, как разработка нового жанра в литературе), можно сказать, что все они пропитаны авторским проникновением в историю, изложением ее событий глазами художника, заглянувшего туда. Белинский писал: «Читая Шекспира и Вальтера Скотта, видишь, что такие поэты могли явиться только в стране, которая развилась под влиянием страшных политических бурь, и еще более внутренних, чем внешних». Итак, на примере знаменитого произведения автора «Айвенго», попытаемся проанализировать некоторые моменты, вне присутствия которых не получилось бы по истине шедевра мирового уровня.
1. Историческое событие в романе или способы введения в роман реалий эпохи.
Как отмечалось выше, основу всех романов писателя составляет исключительно исторический аспект, в свете которого разворачиваются различные судьбы, как судьбы отдельных людей, так и судьба целого народа. (К слову, судьба народа интересовала Скотта значительно больше, чем судьба отдельно взятого человека – прим. авт.) «Анализируя исторический роман, принято было прежде всего доказывать или отвергать его историческую достоверность. Для этого обычно отделяют "правду" от "вымысла" - то, что автор взял из "подлинных" документов, от того, что он привнес своего, в документах отсутствующего. Но произвести такую операцию над романами Вальтера Скотта по существу невозможно, потому что правда и вымысел, история и роман составляют в них нерасторжимое единство. Можно было бы утверждать, что Ричард I существовал, а шут Вамба, свинопас Гурт, леди Ровена и все другие были автором вымышлены. Но узнать об этом можно было, только разрушив роман и из его обломков построив некую абстракцию, на которую сам Скотт как историк и романист был неспособен.»
Поскольку события в романе разворачиваются в «мутные» времена средневековья, отличавшиеся особенным свирепством и жестокостью правителей, уместно вспомнить фрагмент сжигания народом замка феодала Фрон де Бефа под предводительством Черного Рыцаря. Вообще, народ у Скотта показан неоднозначно и противоречиво во всех его произведениях. Сам автор был приверженцем консервативных политических воззрений. Он подчеркивал свою преданность королевскому дому, однако художественно это проявлено несколько иначе в отличии от того, как это известно истории. Нельзя, однако, говорить и том, что, изображая историю, Скотт во многом исказил ту действительность, которую освещал своим повествованием, но абсолютно правомерно заявить о том, что народ слишком охотно признает власть вожаков, которые преследуют интересы своего класса, а не интересы, народа. «Айвенго» отчетливо делит всю массу народа на сторонников того, кто занимает трон в настоящий момент (это принц Джон: с какой преданностью, к примеру, они встречают его появление на рыцарском турнире в начале романа!) и на его романного антипода, исчезнувшего когда-то короля Ричарда Львиное Сердце. Безусловно, преданность эта отчасти показная, объясняемая исключительно страхом перед гневом власть имущего монарха Джона (самого крупного феодала в Англии), а в душе каждый из них мечтал о торжественном возвращении подлинного народного любимца, но проявлять это было, как становится очевидным при прочтении, слишком чревато. Так или иначе, роман «показывает эту эпоху переустройства Англии, превращавшейся из страны разрозненных и враждующих между собою феодальных владений в монолитное королевство, в страну, где из завоеванных и завоевателей медленно выплавлялась единая новая народность — не нормандцы и не англосаксы, а англичане. В. Скотт дал в этом романе в целом правдивую картину описываемого момента в истории Англии.»
В романе выведено несколько главных персонажей, один из которых Ричард I, известный более как Ричард Львиное Сердце, великий и могучий, доблестный и бесстрашный рыцарь …. Ордена, отличавшегося, как известно истории, не столько своими ратными подвигами, сколько зычным и громовым голосом, от крика которого приседали кони, и это отмечено самим автором:
«…сам же он всё время тревожно ждал, не раздастся ли из под опущенного забрала этого покрытого стальными доспехами рыцаря низкий и грозный голос Ричарда Львиное Сердце!» . Поступки, которые он совершает не зарегистрированы ни в одном историческом документе, но это не особо беспокоит смого автора, потому что его цель – показать Ричарда таким, каким он видит рыцаря сам, в свете своих художественно вымышленных портретных зарисовках и штрихах. Отправляя своего героя посетить кел
Подлинный характер Ричарда раскрывает и сам факт его прихода в монашескую келью: это действительно соответствует существовавшей тогда рыцарской традиции «искателя приключений».
«Свора феодалов, хозяйничающая в Англии, вызывающая ненависть английского народа, возглавлена принцем Джоном, братом короля Ричарда I, захватившим в его отсутствие власть в стране. В. Скотт, искажая историческую правду, показывает принца Джона бесхарактерной и жалкой фигурой, орудием в руках феодальной клики, рассматривающей Англию как свою добычу. Но общая точка зрения В. Скотта на принца и его сторонников в основном правильна.»
Не обошел писатель и такую актуальную тему, и не просто тему, а драму и бич всех времен и всех без исключения народов, как несчастная и всеми всегда и отовсюду гонимая нация израильтян, воплощенная в образах старого кредитора-еврея Исаака и его красавицы-дочки Ревекки, сведшей с ума циничного, жестокого, но большого охотника до женщин Буагильбера. Итак, доподлинно известен рассказ о том, что принц Джон, заключив какого-то богатого еврея в одном их своих замков, приказал каждый день вырывать у него по зубу. Это продолжалось до тех пор, пока несчастный израильтянин не лишился половины своих зубов, и только тогда он согласился уплатить громадную сумму, которую принц стремился у него вытянуть. Взяв за фабулу данный исторический факт, Вальтеру Скотту удалось воссоздать уникальную картину средневековых пыток, а также рассказать о характере, нравах, традициях, вероисповедании (вспомним, как часто Исаак в своих репликах обращался к разным святым) и даже одежде тех, кто им подвергался (еврейская шапка Исаака, характерный наряд его дочери также детально описан).
Не последнюю роль играют такие детали-способы введения исторический реалий, как рабский ошейник свинопаса Гурта, тамплиерский плащ де Буагильбера и многое, многое другое. Для достижения еще большей достоверности Вальтер Скотт использует в романе свой излюбленный прием, при котором главные действующие лица представляются читателю как бы невзначай, в будничном представлении, а исторические лица – еще и «инкогнито».
Итак, из небольшого числа приведенных примеров закономерным будет заключить, что там, где история – там же и вымысел, там где вымысел – там же и история, поскольку роман тогда не был бы романом, а был бы хроникой, и не был бы историческим, а лег бы на полку с фантастикой (вспоминается Люис Кэрол: «хочешь дойти до дуба, нужно идти в обратную сторону» - прим. авт.). «Очевидно, исторические персонажи Скотта вымышлены так же, как и неисторические.» «В вымышленном персонаже можно воплотить больше исторической правды, чем в персонаже историческом; чтобы создать и, следовательно, объяснить вымышленного героя, можно привлечь больше сведений о нравственной жизни, быте, существовании масс - сведений, отсутствующих в документах, но определяющих характер всей эпохи.» «Для Скотта, так же как для его читателя, созданные им образы были не вымыслом, а историей. Открыть закономерности, создавшие данный образ, значило произвести историческое исследование эпохи, ее нравов, национальных традиций, уклада жизни, общественных отношений.»
2. Система социальных связей и ее отражение в системе образов.
Описывая Англию XII века, когда Англия еще не Англия, а ратное поле борьбы между нормандцами и англосаксами, В. Скотт ставит акцент не столько на самой неприязни этих двух политических лагерей, сколько на классовых противоречиях, и противоречиях между порабощенным крепостным крестьянством и феодалами как англосаксонского, так и нормандского происхождения. Борьба была в частности между английскими королями на протяжении второй половины XII столетия и их же собственными подданными -
герцогами, графами и баронами и все это во имя создания централизованной английской феодальной монархии. Очевидно, что, как и во все времена, королевская власть преследовала только свои корыстные интересы, в целом этот процесс централизации был неизбежен, прогрессивен и необходим как необходимое условие дальнейшего развития цивилизации вообще. Замедляли этот закономерный исторический процесс только многочисленные распри между завоевателями и уже завоеванными, внося только смуту в естественный исторический процесс переустройства. «Читатель видит, что и нормандские рыцари Фрон де Беф, де Мальвуазен и де Браси, и представители старой англосаксонской знати Седрик и Ательстан одинаково отстали в своем развитии, в своих взглядах от задач, стоящих перед английским народом. Они никак не могут решить старый спор о сравнительных достоинствах победителей и побежденных. Их распри ведут к тому, что Англии постоянно грозит междоусобица, разрушающая жизнь страны, тяжким бременем ложащаяся на народ.»
С помощью введения таких ярких образов в роман как балладный герой Робин Гуд, получивший у Скотта имя лучшего стрелка Локсли, автор пытался воссоздать образ тех людей, в которых видел надежду на лучшее будущее для своей страны.
Фигура Айвенго – главного героя – довольно бледна, и даже несколько модернизированна, больше похожа по характеру и настроениям на человека XIX века. То же самое можно сказать и о главной героине – леди Ровене. Однако для Вальтера Скотта главным было соблюдение характерного для всего его творчества условия – зависимости судьбы Айвенго от тех исторических событий, участником или свидетелем которых он так или иначе оказался.
Рассматривая социальный аспект людей в принципе, не беря во внимание ни политику, ни экономику, человек неизбежно сталкивается с проблемой социального неравенства, когда речь идет о более интимной сфере его жизни, - о браке, о любви. Хоть автор и не заостряет особого внимания на любовной линии романа, однако не лишним будет отметить, что Ревекка, представительница враждебного племени, не имеет права любить рыцаря Айвенго, а Ревекку в свою очередь, не имеет права (речь идет о моральном праве, конечно) желать Буагильбер. Жениться ему на ней ни один кодекс не позволит, а просто обесчестить себя и позволить овладеть собой как игрушкой Ревекка не в состоянии. Она хоть и еврейка, но высоко ценит и чтит законы своего племени и веры, к тому же, для нее неприемлемым является и то, что человек, который силой захватил и запер в своем замке ее вместе с родным отцом, угрожая гибелью, добивается ее благосклонности.
«– Я верю тому, чему меня учили, – возразила Ревекка, – и да простит мне бог, если моя вера ошибочна. Но какова же ваша вера, сэр рыцарь, если вы ссылаетесь на свою величайшую святыню, когда собираетесь нарушить наиболее торжественный из ваших обетов.
– Ты проповедуешь очень красноречиво, о дочь Сираха! – сказал храмовник. – Но, мой прекрасный богослов, твои еврейские предрассудки делают тебя слепой к нашим высоким привилегиям. Брак был бы серьёзным преступлением для рыцаря Храма, но за мелкие грешки я мигом могу получить отпущение в ближайшей исповедальне нашего ордена. Мудрейший из ваших царей и даже отец его, пример которого должен же иметь в твоих глазах некоторую силу, пользовались в этом отношении более широкими привилегиями, нежели мы, бедные воины Сионского Храма, стяжавшие себе такие права тем, что так усердно защищаем его. Защитники Соломонова храма могут позволять себе утехи, воспетые вашим мудрейшим царём Соломоном.