"Василия Теркина" как удивительную
удачу...
Твардовский сумел написать вещь
вневременную, мужественную и
неогрязненную...
А.Солженицын.
Говорят, что собирались поставить или уже поставили памятник бойцу Василию Теркину. Памятник литературному герою - вещь вообще редкая, а в нашей стране в особенности. Но мне кажется, что герой Твардовского заслужил эту честь по праву. Ведь вместе с ним памятник получают и миллионы тех, кто так или иначе походил на Василия, кто любил свою страну и не жалел своей крови, кто находил выход из трудного положения и умел шуткой скрасить фронтовые трудности, кто любил поиграть или послушать музыку на привале. Многие из них не обрели даже своей могилы (как-то показывали по телевизору). Пусть же памятник Василию Теркину будет и им надгробием. В библиотеке, куда я пришел, чтобы взять поэму, мне досталось очень интересное издание: вместе с текстом были помещены письма читателей "Василия Теркина" с 1942 по 1970 годы и ответ читателям "Как был написан "Василий Теркин". Перелистывая эти разнообразные письма читателей, я убедился, что поэма Твардовского была действительно народной, вернее, солдатской поэмой. По воспоминаниям Солженицына, солдаты его батареи из многих книг предпочли больше всего ее да "Войну и мир" Толстого. В своем небольшом сочинении мне бы хотелось остановиться прежде всего на том, что же мне лично больше всего нравится в поэме и ее герое. Больше всего мне нравится в произведении Александра Трифоновича язык, легкий, образный, народный. Стихи его так и запоминаются сами. По душе необычность книги, то, что она как бы без начала и конца. Словно ты вновь встретился со старым другом, которого тебе представлять не надо. А потом расстался с ним. Что же, это жизнь... И то, что автор предлагает:
Словом, книгу с середины
И начнем. А там пойдет.
Это, думается, делает героя и ближе, и понятнее. Очень правильно и то, что поэт приписал Теркину не так уж много геройских подвигов. Одного сбитого самолета да взятого языка вполне достаточно. А ведь, по признанию самого Твардовского, он чуть было не увлекся "сюжетностью". Хотел "заставить" Теркина перейти линию фронта и действовать в тылу у противника на Смоленщине ( кстати, родине самого автора). Но чувство меры не дало этого сделать. Недаром же Александр Исаевич Солженицын в своих литературных воспоминаниях "Бодался теленок с дубом" восхищался этим чувством меры у Твардовского. Он, в частности, писал, что, не имея свободы сказать полную правду о войне, Твардовский останавливался перед каждой ложью чуть не на последнем миллиметре, но нигде этого барьера не переступил. Оттого и вышло чудо! Если бы меня спросили, почему Василий Теркин стал одним из моих любимых литературных героев, я бы сказал: "Он очень по душе мне жизнелюбием. Смотрите, он на фронте, где каждый день смерть, где никто "не заколдован от осколка-дурака, от любой дурацкой пули". Порой мерзнет и голодает, не име
В кухне- с места, с места- в бой.
Курит, ест и пьет со смаком
На позиции любой.
Он может переплыть ледяную реку, тащить, надрываясь, языка. Но вот вынужденная стоянка, "а мороз- ни стать, ни сесть..." И Теркин заиграл на чужой гармони.
И от той гармошки старой,
Что осталась сиротой,
Как-то вдруг теплее стало
На дороге фронтовой.
Теркин -- душа солдатской компании. Недаром товарищи так любят слушать его то шутливые, то очень серьезные рассказы. Вот они лежат в болотах, где "перемокшая" пехота мечтает уже даже о том, "хоть бы смерть, да на сухом". "Третьи сутки кукиш кажет в животе кишка кишке". Сыплет дождик, злой кашель терзает грудь. И даже прикурить нельзя: размокли спички. Солдаты все клянут, и кажется им, что "хуже нет уже беды". А Теркин усмехается и начинает длинное рассуждение. Говорит он о том, что, пока солдат чувствует локоть товарища, он силен. За ним батальон, полк, дивизия. А то и фронт. Да что там. Вся Россия! Вот в прошлом году, когда немец рвался к Москве и пел: "Москва моя", тогда и можно было кручиниться. А нынче немец уже не тот, "этой песни прошлогодней нынче немец не певец". А мы про себя думаем, что ведь и прошлый год, когда совсем тошно было, находил ведь Василий слова, что помогали товарищам. Такой уж в нем был талант. Такой талант, что лежа в мокроте, засмеялись товарищи, легче им стало.
Но больше всего мне нравится глава "Смерть и воин", в которой наш герой раненый лежит и замерзает. И чудится ему, что пришла к нему Смерть. И стало спорить трудно ему с ней, потому что истекал он кровью и хотел покоя... И чего уж, казалось, держаться за эту жизнь, где вся радость, то мерзнуть, то рыть окопы, то бояться, что убьют тебя?... Но не такой Василий, чтобы легко сдаться "Косой".
Буду плакать, выть от боли,
Гибнуть в поле без следа,
Но тебе по доброй воле
Я не сдамся никогда,-
шепчет он. И воин побеждает Смерть. Нынче прошло время лубочных героев книг и фильмов, о любителях которых с издевкой писал Твардовский, что эти писатели всегда рады "заключить", "что, мол, горе не беда"
Что с удачей постоянно
Теркин подвиг совершил:
Русской ложкой деревянной
Восемь фрицев уложил!
Писатель постоянно подчеркивает, что "страшный бой идет, кровавый, смертный бой..." Сегодня мы начинаем узнавать правду о неисчислимых потерях, которые понес наш народ в войне, часто совершенно напрасных. Сегодня мы начинаем узнавать правду о причинах, целях и ходе войны, победой в которой, по мнению А.Солженицына, нам не стоит так уж гордиться. Но среди этой горькой правды свое место займет и простой русский солдат Василий Теркин.