«Из многих великих и плодотворных научных свершений Якоба Гримма это, наверно, самое великое и самое плодотворное. Можно без всякого преувеличения сказать: насколько первый том «Грамматики» издания 1819 года превосходил всю предшествующую грамматику, настолько же «Фонетика» 1822 года превосходила достижение 1819 года», — считает Вильгельм Шерер в своей биографии Якоба Гримма. Конечно, в этой переработанной книге использовались и развивались дальше открытия Раска, так же как в применении сравнительного метода Якобу Гримму предшествовали другие языковеды. Тем не менее, по Шереру, он стал, особенно в области этимологии, «зачинателем нового времени и учителем будущего».
Для неутомимого исследовательского рвения Якоба Гримма характерно, что вплоть до закатных дней своей жизни, даже после переработки «Немецкой грамматики» для третьего издания 1840 года, он все еще продолжал дорабатывать и критически пересматривать как первый, так и последующие тома своего фундаментального научного труда «он забрался в незапамятные времена словотворчества и сконструировал себе его картину, словно бы обрубая ветви и сучья и откапывая отдельные корни, из которых вырос весь лес. Он показал более семисот пятидесяти немецких корней, исследовал их исходное значение, пытался установить общие правила их звукового строя, перечислил важнейшие слова, из них проистекшие, и проследил аналогии в изменениях смысла слов, переходы в образных представлениях языка».
Прежде чем вышли в свет третий и четвертый тома «Немецкой грамматики* — в 18-31 году «Словообразование», а в 1837-м — «Синтаксис простого предложения», — в жизни братьев произошли решительные перемены: они покинули Кассель и родной Гессен и приняли приглашение перейти на службу в Гёттингенский университет и библиотеку, принадлежавшие Ганноверскому королевству. Расставание с жессенским краем далось им достаточно тяжело, однако решения, какие им пришлось прлнимать всего несколько лет спустя, оказались гораздо тяжелее. К тому же у них возникли новые задачи, так что Якоб не завершил свой грандиозный замысел. Под давлением издателя он в конце концов решился подготовить хотя бы новое издание.
Немецкая грамматика очень скоро завоевала лодобаю-щее ей место в учебных курсах и научных планах университетов, так же, как в программах гимназий, — процесс, за которым Якоб Гримм поначалу наблюдал с некоторой опаской, так как, по его мнению, не везде имелись должным образом подготовленные преподаватели. «Первый том Гриммовой „Грамматики», — так считал Герман Пауль, — представляет ценность лишь для исто
Второй и третий тома «Немецкой грамматики», которые Якоб Гримм посвятил словообразованию, одновременно проложили путь самому значительному труду братьев Гримм, их «Немецкому словарю», над первым томом которого они начали работать уже в 1838 году. Оценивая сегодня оба эти труда, следует подчеркнуть, что их авторов интересовали не строение и закономерности немецкого языка или даже слово само по себе, а язык и слово как живое выражение воли к взаимопониманию между людьми некоего
все более разрастающегося человеческого сообщества. Совместная жизнь в семье, в племени, в одном селении, а в ходе последующего исторического развития и в более крупных политических образованиях — вот где братья Гримм прежде всего прослеживали возникновение, смысл, значение преобразования слова и языка, сделав все это доступным пониманию своих современников и, кроме того, дав основы для дальнейших исследований только начавшим развиваться наукам — языковедению и философии языка. От работы над сохранившимися памятниками народной поэзии путь их вел к ее истокам, к языку и слову, но в то же время и к истокам общественного бытия. Поэтому неудивительно, что Якоб Гримм, так же, как его младший брат, изучавший юриспруденцию, еще во время работы над «Немецкой грамматикой» занялся историческим исследованием права и уже в 1828 году опубликовал еще один из своих эпохальных трудов — «Древности германского права».
Мотивы и цель этой книги он опять-таки раскрывает в предисловии: «Я хотел отдохнуть от своей длительной грамматической работы на какой-нибудь другой, однако не совсем оторванной от первой; мне захотелось с еще большей старательностью взяться за столь же полюбившееся мне, но лежащее почти без движения собрание материалов по древнегерманскому праву, пристально перечитать их и хорошенько проверить; в конце концов я посчитал, что мне вполне по силам показать, каким еще не изведанным образом можно трактовать наши правовые древности».
«Был бы двойной выигрыш, — выражал надежду Якоб Гримм, — если бы удалось привлечь к этой работе внимание не только юристов, но и других исследователей старины, направивших свои усилия на язык, поэзию и историю наших предков. Я предлагаю здесь опыт первого серьезного труда в этой области, о котором, наверное, можно сказать, что он содержит более масла, нежели соли; этот труд насыщен материалами».