Любовь
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснёт,
Почудится в дреме левкоя…
Но верно и тайно ведёт
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипке,
И страшно её угадать
В ещё не знакомой улыбке.
Великая земная любовь является движущим началом всей лирики Ахматовой.
Благодаря ее великолепным стихам читатель по-другому, более реалистично, видит мир. Анна Ахматова в
одном из своих стихотворений назвала любовь “необыкновенным пятым временем года”, с помощью которого ею
были замечены и остальные обыкновенные четыре.
Любящему человеку мир видится более прекрасным и счастливым, чувства обострены и напряжены. Все
обычное преобразуется в необыкновенное.
Мир для человека превращается в огромную силу, и от этого человек, действительно, достигает в ощущении
жизни вершин. Постигается необыкновенная, дополнительная реальность: “Ведь звёзды были крупнее, Ведь пахли
иначе травы”.
Именно любовь у Анны Ахматовой является основным центром, который сводит к себе весь остальной мир ее
поэзии.
Однажды Герцен сказал, что женщина “загнана в любовь”, как о великой несправедливости в истории
человечества. Да, действительно, вся ранняя лирика Ахматовой “загнана в любовь”.
В своих стихотворениях Анна Ахматова использует огромное разнообразие эпитетов. Они рождаются из
слитного восприятия мира. В мире, где чувства материализуются, а предметы одухотворяются, глаз видит мир
неотрывно от того, что слышит в нём ухо. “В страсти раскалённой добела”, — скажет Ахматова. И она же увидит небо:
Жарко веет ветер душный,
Солнце руки обожгло.
Надо мною свод воздушный,
Словно синее стекло…
Не стоит думать о стихах поэта, как о фрагментарных зарисовках. Это не разрозненные психологические этюды.
В них прослеживается острота взгляда, которая сопровождается остротой мысли. Ее стихотворение может начаться
как непритязательная песенка, а закончиться, библейски:
Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде
Лебеду полю.
Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Надо мною только небо,
А со мною голос твой.
Очень часто в стихах Ахматовой личное, например, как “голос твой”, восходит к общему, сливаясь воедино.
Тоска по ушедшему соотносится с картиной, померкнувшего, в этом состоянии мира.
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно…
Любовь практически никогда не описывается в спокойном пребывании у Ахматовой.
Само по себе чувство всегда острое и необыкновенное. Оно приобретает дополнительную остроту и
необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении. Например, первой пробуждающей встречи, или
совершившегося разрыва, взлёта или падения; смертельной опасности или смертной тоски.
Анна Ахматова больше всего любила писать лирические новеллы, необыкновенные баллады. Часто новеллы
были с неожиданным, прихотливо капризным концом психологического сюжета. “Город сгинул”, “Новогодняя баллада”.
Город сгинул, последнего дома
Как живое взглянуло окно…
Это место совсем незнакомо,
Пахнет гарью, и в поле темно.
Но когда грозовую завесу
Нерешительный месяц рассек,
Мы увидели: на гору, к лесу
Пробирался хромой человек.
Лирические стихи Ахматовой, часто грустны. Они, как бы несут особую стихию любви-жалости. В самых первых
стихах Ахматовой порождалась не только любовь любовников. Эта любовь превращалась в другую, любовь-
жалость, недаром есть в русском народном языке, в русской народной песне синоним слова “любить” — слово
“жалеть”; “люблю” — “жалею”:
О нет, я не тебя любила,
Палима сладостным огнём,
Так объясни, какая сила
В печальном имени твоём.
Именно сопереживание, сострадание, сочувствие, в любви-жалости делает многие стихи Ахматовой подлинно
народными, эпичными.
Любовь у Ахматовой в самой себе несёт возможность саморазвития. Раскрывается выход из мира замкнутой,
эгоистической, камерной любви-страсти, любви-забавы к подлинно “великой земной любви” и “вселюбви”, для людей и
к людям.
Наверное, все-таки, поэтому в самых первых стихах вошла в поэзию Ахматовой ещё одна любовь — к родной
земле, к Родине, к России.
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: “Иди сюда,
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда.
Я кровь от рук твоих отмою,
Из сердца выну чёрный стыд,
Я новым именем покрою
Боль поражений и обид”.
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Ещё в 20-е годы Мандельштам написал: “…Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и
психологическое богатство русского романа 19-го века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого и “Анны
Карениной”, Тургенева с “Дворянским гнездом”, всего Достоевского и отчасти даже Лескова”.
Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.
И я стану — Христос помоги! —
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки…
Не стоит считать, что любовь у Ахматовой это только любовь-счастье, тем более, благополучие. Довольно
часто — это страдания, пытка, своеобразная “антилюбовь”, и мучительный, вплоть до распада, до прострации, излом
души, болезненный, декадентский.
В ранних стихах Ахматовой этот образ такой “больной” любви был и образом больного предреволюционного
времени 1910-х годов и образом больного и старого мира.
Дал Ты мне молодость трудную.
Сколько печали в пути.
Как же мне душу скудную
Богатой Тебе принести?
Долгую песню, льстивая,
О славе поёт судьба.
Господи! я нерадивая,
Твоя скупая раба.
Ни розою, ни былинкою
Не буду в садах Отца.
Я дрожу над каждой соринкою,
Над каждым словом глупца.
В стихах 1917 года отвергается мысль не только о внешнем, скажем, отъезде из России, но и вероятность какой
бы то ни было внутренней эмиграции по отношению к ней. “Замкнуло слух” — не от искушения, не от соблазна, а от
скверны. А в1922 года она писала:
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам,
Их грубой лести я не внемлю,
Им песен я своих не дам.
Подобное изложение не было эпизодическим, эмоциональным всплеском.
Строки стихотворения написанного в 1922 года стали эпиграфом к стихам 1961 года “Родная земля”.
У Ахматовой любовь к Родине представляется таким образом — будет Родина, значит, будет жизнь, дети, стихи.
Если нет её, значит, нет ничего:
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Анны Ахматовой обладает прекрасным свойством, которое основано на исконной национальной особенности
— чувстве сопричастности с миром, сопереживания миру и ответственности перед ним: моя судьба — судьба
страны, судьба народа — история.