С именем А. Ахматовой в русской поэзии зазвучал новый прекрасный неповторимый голос. Войдя в литературу с поэзией женской души, она сразу встала в ряд первых русских поэтов. Пройдет немного времени после выхода ее первого сборника стихов “Четки”, и Осип Мандельштам напишет, что имя Ахматовой становится “символом России”. В ранних своих стихотворениях она говорит от лица женщины, которая с трепетом ждет встречи с любимым.
Ты — солнце моих песнопений,
Ты — жизни моей благодать.
Со временем в ее строчках, говоривших как будто о любви, проступали широкие пространства, “тверская скудная земля”, прекрасный город на Неве. Негромко, словно издали, дает о себе знать чувство родины.
“Я вижу все. Я все запоминаю”, — писала она. Ахматова училась “просто, мудро жить”. А между тем началась война, и сердце резал “вдовий плач по деревне”. Истерзанной, унижаемой матерью виделась ее родина, и от имени ее детей поэтесса заклинала, молила:
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
“Непонятный гул”, пронизавший 100-летнюю устойчивость вещей, приводил ее в трепет и смятение. Образы темных прорубей, дикого ветра превращали ее стихи в невнятные глухие пророчества. Она как будто предупреждала о надвигавшейся катастрофе:
По неведомому назначению,
По Неве иль против течения, —
Только прочь от своих могил.
Ахматова не знала, какие испытания судьба ей готовит, но оставалась убежденной, что нигде не найдет рая вне родной земли.
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: “Иди сюда.
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда”,
В этом стихотворении нет понимания революции, нет ее принятия, но достойно, страстно прозвучал голос иной интеллигенции, которая ходила по мукам, ошибалась, сомневалась. Искала выход и делала свой главный выбор: оставалась со своей страной.
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
А через пять лет ее голос несет отповедь тем, кто уехал за границу.
Не с теми я, кто бросил землю
На растерзание врагам.
Жилось трудно, но “лохмотья сиротс
Голос глох в барабанном бое, под скрежетом сталинских репрессий.
В годы ежовщины Ахматова 17 месяцев провела в тюремных очередях.
Там все говорили шепотом, но на вопрос женщины о том, сможет ли
она все это описать, Анна ответила: “Смогу”.
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
Она гордится, что, как истинный поэт:
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
В те годы, когда был искажен лик родины, когда для одних она была — страх и страдание, а для других — боль разлуки, поэзия Ахматовой становилась образом настоящей России. Это голос не о родине, это голос самой страны.
В годы Великой Отечественной войны под вой сирен звучали ее слова:
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово!
Строки ее стихотворений, рожденные г
орячим сердцем, расклеивали на улицах.
Вражье знамя растает, как дым, Правда за нами, мы победим.
В знаменитой “Клятве”, написанной в 1941 году, от имени всех поэтесса произносит:
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!
Пришла Победа, и голос Ахматовой звучит во имя жизни. Ей рукоплещет Колонный зал Дома Союзов.
Но вот наступил страшный 1946 год.
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Теперь главное — вытерпеть, укрепить веру, что это ошибка, что правда восторжествует. Ей запретили писать. Она держала строчки в уме.
Из-под каких развалин говорю,
Из-под какого я кричу обвала.
Ахматова продолжала жить и верила:
Но все-таки услышат голос мой.
И все-таки ему опять поверят.
1966 год. Ее не стало. Но звучит над ее любимой родиной:
Я - голос ваш, жар вашего дыханья,
Я — отраженье вашего лица.
Напрасных крыл напрасны трепетанья, -
Ведь все равно я с вами до конца.