В ряде произведений и прежде всего и рассказе «Гамбринус» (1906) запечатлена революция, ее «выпрямляющая» атмосфера. За Куприным устанавливается постоянный полицейский надзор. Как никогда, высока общественная активность писателя: он выступает на вечерах с чтением отрывков из «Поединка», выставляет свою кандидатуру в выборщики в первую Государственную думу. Он открыто заявляет в притче «Искусство» (1906) о благотворности воздействия революции на творчество художника. Однако, приветствуя «пролетарскую весну». Куприн видел в ней путь к утопическому и смутному строю, «всемирному анархическому союзу свободных людей» («Тост»), осуществление которого отдалено целой тысячью лет.
Его революционность – это революционность мелкобуржуазного писателя в пору общедемократического подъёма. В течение первого десятилетия 900-х годов талант Куприна достигает наивысшего расцвета. В 1909 году писатель получил за три тома художественной прозы академическую Пушкинскую премию, поделив её с И. А. Буниным. В 1912 году в издательстве Л. Ф. Маркса выходит собрание его сочинений в приложении к популярному журналу «Нина».
В противовес всё сильнее свирепствовавшему декадансу, талант Куприна остается и в эту пору реалистическим, в высшей степени «земным» художническим даром. Однако годы реакции не прошли бесследно для писателя. После разгрома революции у него заметно падает интерес к политической жизни страны. Не было и прежней близости к М. Горькому. Свои новые произведения Куприн помещает не в выпусках «Знания», а в «модных» альманахах – арцыбашевской «Жизни», символистском «Шиповнике», эклектичных сборниках Московского книгоиздательства писателей «Земля». Если говорить об известности Куприна – писателя, то она в эти годы все продолжает расти, достигая своей высшей точки.
По существу же, в его творчестве 910-х годов уже заметны тревожные симптомы кризиса. Произведения Куприна этих лет отличаются крайней неравноценностью. После проникнутого активным гуманизмом «Гамбринуса» и поэтичной «Суламифи» (1908) он выступает с рассказом «Морская болезнь» (1908), вызвавшим протест демократической общественности. Рядом с «Гранатовым браслетом» (1911), где воспевается самоотверженное, святое чувство, он создает блеклую утопию «Королевский парк» (1911), в которой надежда на добровольный отказ правителей от власти звучит особенно фальшиво, так как появилась она вскоре после жестокого подавления революции 1905 – 1907 годов.
Вслед за полнокровно – реалистическим циклом очерков «Листригоны» (1907 – 1911), проникнутым жизнерадостным чувством и напоенным ароматами Черного моря, появляется фантастическая повесть «Жидкое солнце» (1912), несколько необычная для Куприна по экзотичности материала (действие её происходит сначала в Лондоне, а затем в Южной Америке, на вершине потухшего вулкана), в которой звучит отчаяние перед всемогущей властью капитала, неверие в будущее человечества, сомнения в возможности социального переустройства общества. Атмосфера, в которой жил Куприн в эти годы, мало способствовала серьёзному литературному труду. Современники с неодобрением рассказывают о бурных кутежах Куприна в «литературных» ресторанах «Вена» и «Капернаум», возмущаются упоминанием его имени в бульварном альбомчике, изданном рестораном «Вена».
А дешёвый литературный кабачок «Давыдка», по словам Е. М. Аспиза, одно время и вовсе «стал резиденцией Куприна… куда, как говорили, направляли даже корреспонденцию на его имя». К популярному писателю льнули подозрительные личности, репортёры жёлтой прессы, ресторанные завсегдатаи. Время от времени Куприн замыкался для работы в Гатчине, либо Ф. Батюшков приглашал его в своё имение Даниловское, или сам писатель «спасался» от петербургских «друзей» в Балаклаве. Литературному труду Куприна мешала еще и постоянная нехватка денег, к тому же прибавились и семейные заботы. После поездки в 1907 году в Финляндию он женится вторично, на племяннице Д. Н. Мамина-Сибиряка, Елизавете Морицовне Гейнрих.
Растёт семья, а вместе с ней — долги. Поневоле на вершине своей литературной славы писатель вынужден был возвращаться к молниеносным темпам чернорабочей журналистики времён своей неустроенной киевской жизни. В таких условиях работал он над созданием большой повести «Яма». Эта новая повесть Куприна раскрывала мрачный, мало освещеиныи литературой мир официальных притонов, изнанку большого города. Она будила сочувствие к положению «белых рабынь», заточённых в домах терпимости и подвергавшихся каждодневным унижениям. Однако ни гуманистичес
Произведение получилось рыхлым, перегруженным описаниями, побочными эпизодами. Противоречивость творчества Куприна 910-х годов отражала растерянность писателя, его неуверенность и непонимание происходящего. И когда началась русско-германская война, он оказался в числе тех литераторов, которые восприняли её как «отечественную» и «освободительную». В патриотическом угаре Куприн вновь надевает мундир поручика. Призванный в армию, писатель, по словам корреспондента, «накупил уставов, собрал все циркуляры, мечтает попасть со своей дружиной в дело». Приподнятое душевное состояние, ожидание благотворных последствий «очистительной» войны продолжается у Куприна до конца 1915 года.
Демобилизовавшись по состоянию здоровья, он организует на личные средства в своём гатчинском доме военный госпиталь. В эту пору Куприн пишет ряд патриотических статей, художественное же его творчество почти иссякает, причем в немногочисленных его произведениях этих лет знакомые по прежнему творчеству темы утрачивают социальную остроту. Персонажи прежних произведений писателя, как ни била их жизнь, были окрылены возвышенными желаньями, они мечтали о необыкновенной любви, воинской доблести, о творческом даре. Помыслы подпоручика Ромашова, прапорщика Лапшина, почтового чиновника Желткова, инженера Боброва неосуществимы, они терпят страшное крушение в столкновении с жестокой действительностью. Но вот силой колдовских чар исполнимо «каждое желание» крошечного канцелярского служащего.
Однако фантастические ситуации, в которые попадает Иван Степанович Цвет, вызывают у него лишь одно желание: вернуться в свою комнату-гроб, к своей жилкой должности, уютному прозябанию (повесть «Звезда Соломона», 1917). Так в предреволюционную пору, в обстановке творческого кризиса, завершается главный период писательской деятельности Куприна, когда были созданы самые значительные его произведения. В обширном литературном наследии Куприна то оригинальное, купринское, что принес с собой писатель, лежит на поверхности.
По мнению современников, его всегда спасает инстинкт природного здорового дарования, органический оптимизм, жизнерадостность, любовь к жиани. Такое мнение, бесспорно, имело основание. Через всё творчество Куприна проходит гимн природе, «натуральной» красоте и естественности. Отсюда его тяга к цельным, простым и сильным натурам. Борец Арбузов, спокойный и добрый гигант («В цирке»); бесстрашный конокрад Бузыга, у которого «все рёбра срослись до самого пупа» («Конокрады»), отважный атаман рыбачьего баркаса Коля Костанди, «настоящий солёный грек, отличный моряк и большой пьяница» («Листригоны», 1907—1911); тяжёловесный и могучий «балагула», ямщик и контрабандист Мойше Файбиш («Трус»), писатель откровенно любуется этими отважными людьми, как любуется он серебристо-стальным красавцем, четырёхлетним жеребцом Изумрудом, у которого ноги и тело «безупречные, совершенных форм» («Изумруд», 1907), или прекрасной рыжекудрой Суламифью, «высокой и стройной, в сильном расцвете тринадцати лет» («Суламифь»).
При этом культ внешней, физической красоты становится для писателя средством обличения той недостойной действительности, в которой эта красота гибнет. Умирает атлет Арбузов, само совершенство телесной гармонии. Отравлен замечательный рысак Изумруд, унижена и сломлена красавица Щербачева, до полусмерти избитая извергом мужем («Мирное житие», 1904). И всё же, несмотря на обилие драматических ситуаций, в произведениях Куприна бьют ключом жизненные соки, преобладают светлые, оптимистические тона.
Он радуется бытию детски непосредственно, «как кадет на каникулах», по меткому замечанию В. Львова-Рогачевского. Таким же здоровым жизнелюбцем, что и в творчестве, предстаёт и в своей личной жизни этот крепкий, приземистый человек с узенькими зоркими серо-синими глазками на татарском лице, которое кажется не таким круглым из-за небольшой каштановой бородки. Впечатление Л. Н. Толстого от знакомства с Куприным: «Мускулистый, приятный… силач». И в самом деле, с какой страстью отдастся Куприн всему, что связано с испытанием крепости собственных мускулов, воли, что сопряжено с азартом и риском. Он словно стремится растратить запас не израсходованных в пору его бедного детства жизненных сил.