Бажов накопил большое количество фольклорных произведений. Правда, его
дореволюционные записи, составлявшие, по словам писателя, шесть тетрадей,
были утрачены в годы гражданской войны, но многое сохранилось в цепкой
памяти Бажова. И накопилось множество новых записей – и фольклорных, и
просто речевых – особенно в результате работы в "Крестьянской газете".
В конце 1936 года появились в печати первые четыре сказа, положившие начало
знаменитому сборнику "Малахитовая шкатулка". Позднее В. О. Перцов, первым
писавший об уральских сказах в центральной печати (он знал их не только по
публикациям, но и по рукописи "Малахитовой шкатулки"), весьма точно
заметит, что книга Бажова была как бы предсказана Горьким.
"Малахитовая шкатулка" оказалась прекрасной неожиданностью для всех, не
исключая ее автора.
История создания и публикации "Малахитовой шкатулки" полна драматизма. В
судьбе книги, ее автора происходили совершенно непредвиденные повороты.
Работа над сказами могла, казалось, совсем прекратиться… Но вдруг -
полное, светлое, яркое торжество. И – совершенно оглушительная слава.
Обстоятельства, побудившие Бажова к написанию сказов, были таковы.
Свердловское книжное издательство предприняло выпуск сборника
"Дореволюционный фольклор на Урале". Бажов предложил составителю сборника
В. П. Бирюкову "записанные по памяти" уральские рабочие сказы. Впоследствии
он так рассказывал об этом: "Первая моя публикация сказов вызвана была
именно этим фольклорным сборником – бирюковским. Бирюков собрал сборник. Но
он ввел в него то, что обыкновенно в фольклорные сборники помещалось:
песни, загадки, сказки,- бытовые, главным образом, их варианты. Фактическим
редактором была Блинова. Она поставила вопрос: почему же нет рабочего
фольклора? Владимир Павлович ответил, что такого материала нет в его
распоряжении, что он его нигде не может найти. Меня это просто задело: как
так-рабочего фольклора нет? Я сам сколько угодно этого рабочего фольклора
слыхал, слыхал целые сказы. И я в виде образца принес им "Дорогое имечко".
То был первый бажовский сказ. За ним последовали еще два – для той же
книги.
"Малахитовой шкатулкой" Бажов вошел в советскую литературу как один из
выдающихся ее мастеров. 29 марта 1939 года он был принят в Союз советских
писателей.
Однако, публикуя первые сказы, и редакция журнала "Красная новь", и
составитель, и редактор свердловского сборника-все рассматривали сказы как
фольклорные произведения. В бажовском предисловии к журнальной публикации и
в тексте сказов толкование их как фольклорных записей совершенно
недвусмысленно. Характерна, например, бажовская сноска к слову "русьски":
"Сказитель произнес слово "русское" мягко – русьски, – как и многие в
Полевском заводе".
Правда, вскоре обнаружилось, что кое-кто сомневался в "фольклорности"
сказов Бажова. Павел Петрович вспоминал: "Покойный Демьян Бедный как-то при
встрече… говорил, что он спас меня от разгромной статьи, которая
готовилась после первого появления моих сказов в "Красной нови"…
Предполагалось "разделать" меня, как "фальсификатора фольклора", но
удержало указание Демьяна Бедного на книгу Семенова-Тян-Шанского, где дано
довольно обширное примечание о легендах горы Азова, которые, дескать, Бажов
мог слышать".
Безупречная добросовестность Бажова в истории опубликования первых сказов
подтверждается документально. В его вступительной статье к сказам в
"Красной нови" читаем: "За сорок лет, конечно, память не может сохранить
все детали. Сохранилась лишь фабула, общий стиль рассказчика и отдельные,
наиболее запомнившиеся выражения. По этим веткам т. Бажов и воспроизводит
некоторые из "тайных сказов" Хмелинина". И далее: "В приводимых сказах
неизбежны элементы имитации". В предисловии Бажова к первому изданию
"Малахитовой шкатулки" говорилось о том же.
Возникал вопрос, можно ли было при тех объяснениях, какие дал писатель,
считать представленные им сказы фольклорными записями. В этом сомневался и
сам он, что совершенно ясно из его оговорок, приведенных выше. Но
материалы, представленные Бажовым, необыкновенно ярки, оригинальны,
художественная ценность их была очевидна, а имевшиеся записи рабочего
фольклора крайне малочисленны. Понятно общее желание – и редакции журнала
"Красная новь", и редактора Свердлгиза, и составителя сборника
"Дореволюционный фольклор на Урале" – напечатать сказы как произведения
устно-поэтического творчества уральских рабочих, тем более что автор дал
повод для такого понимания сказов, а их фольклорная основа была несомненна.
Первая публикация сказов Бажова в качестве произведений устного творчества
уральских горняков вызвала в литературных кругах определенные разногласия.
В критической литературе, несмотря на колебания многих авторов, нередко
отражалось ложное представление о Бажове как "записывателе" фольклора. Даже
в 1941 году Е. Блинова нашла возможным включить пять сказов Бажова в
фольклорный сборник "Тайные сказы рабочих Урала". А в это время было
<известно уже весьма категорическое высказывание Павла Петровича в очерке "У
старого рудника" (1940) о том, что "восстановленные" почти через полвека
сказы Хмелинина, конечно, потеряли ценность фольклорного документа.
Проникновение в творческую лабораторию писателя дает возможность понять,
как создавалось то, что он называл "восстановлением по памяти".
Сопоставление черновых рукописей сказов с окончательными текстами убеждает,
что Бажов выполнял обычный писательский труд. Вдумчивая разработка
характеров, тщательная выверка их с точки зрения социально-психологической
достоверности, умная, яркая психологическая и портретная индивидуализация,
поиски наиболее убедительных и впечатляющих композиционных решений,
кропотливая работа над языком – так создавались сказы. Они не были записями
фольклорных текстов.
Позднейшие высказывания Бажова помогают лучше определить соотношение его
сказов с фольклорными материалами. О сказе "Серебряное копытце",
законченном 3 августа 1938 года, писатель говорил так: "Рассказы о том, что
есть такой козел с серебряным копытцем, я слышал в Полдневой. Слышал от
Булатова, охотника. В Полдневой поисками хризолитов занимались многие. А
сюжет мой". На вопрос: "А сюжета в таком виде, как в вашем сказе, вы не
встречали?" (речь идет о сказе 1939 года "Огневушка-Поскакуш-ка"),- Бажов
отвечал: "Пожалуй, нет. Подобные сказы я, может быть, и слыхал, но не могу
сказать, когда и где". Приведем еще одно обобщающее высказывание писателя
по рассматриваемому вопросу. Когда Бажова спросили, считает ли он верным -
в общем виде – утверждение, что первые его сказы были ближе к фольклорным
источникам и передавали слышанные им сюжеты, а в дальнейшем творческом
развитии он становился все самостоятельнее, меньше зависел от фольклорных
сюжетов, хотя по-прежнему основывался на фольклорных источниках-мотивах,
образах, суждениях, – писатель отвечал: "Я согласен, что это таким образом
и было. Это очень правильно".
Так осмысление собственного творческого опыта привело Бажова к выводу, что
его сказы не фольклорные документы. Писательское, бажовское обнаруживается
постоянно: в его сказах ясно выражено мировоззрение советского человека,
мировоззрение, какого не могло быть у полевского мастерового 90-х годов XIX
века Василия Хмелинина.
Однако в результате появления в печати статей, отражавших неверное
понимание природы сказов Бажова, в результате того, что и сам автор называл
свои сказы фольклорными, возникла тяжелая ситуация для Демьяна Бедного.
Поэт первоначально ознакомился со сказами Бажова по сборнику
"Дореволюционный фольклор на Урале", а затем, в согласии с давней и доброй
писательской традицией обращения к фольклорным произведениям как к одному
из источников индивидуального творчества, решил использовать "Малахитовую
шкатулку" в качестве первичного, "сырьевого" материала для создания
собственного произведения – героического стихотворного цикла о труде и
борьбе дореволюционных уральских рабочих.
Говоря о формировании книги Бажова, необходимо учесть следующее. В начале
XX века, используя замечательный почин составителя сборника былин А. Ф.
Гильфердинга, Н. Е. Ончуков первый из собирателей сказок расположил
записанный им материал не по сюжетам, как делалось ранее, а по сказителям,
которых он слушал. Знаменитый сборник Ончукова "Северные сказки" (1909)
сопровождался сведениями о сказителях, что имело принципиальное значение:
В 1932 году, за четыре года до создания первых сказов, Бажов выступил в
печати как принципиальный противник повествования от имени вымышленного
рассказчика. В рецензии на рукопись, оформленную как записки некоего
Клюева, Бажов писал: "Форма чужих дневников, записок, блокнотов и всяких
вообще чужих документов достаточно опорочена… Если еще можно все-таки
спорить о допустимости этого приема в пролетарской литературе, так лишь при
условии, когда центром показа ставятся переживания и мироощущение самого
автора, показ его отношения к окружающему, его характеристика".
А во второй половине 30-х годов П. Бажов пересмотрел, уточнил свое
отношение к этому способу отражения действительности в литературе. К
признанию правомерности его он пришел трудным путем, через понимание своих
сказов как воспроизведения фольклорных произведений по памяти.
Таким образом, вопрос о замысле сказов оказывается довольно сложным.
Когда "Малахитовая шкатулка" была принята к изданию и пока ее готовили к
печати, Бажов продолжал писать сказы. Еще до выхода в июле 1939 года
свердловского сборника основным тиражом им были написаны сказы "Серебряное
копытце", "Синюшкин колодец", "Демидовские кафтаны", а затем пошли
"Огневушка-Поскакушка", "Травяная западенка", "Хрупкая веточка", "Ермаковы
лебеди", "Таюткино зеркальце", "Жабреев ходок", "Ключ-камень". Почти все
они, кроме "Демидовских кафтанов" и "Хрупкой веточки", вошли в новую книгу
- "Ключ-камень", изданную в 1943 году. Позднее автор и эти сказы (как и все
последующие) включил в "Малахитовую шкатулку"..