Все это помогает правильно понять отношение Лермонтова к предшествующим литературным традициям, в частности к Байрону. Подобно своему великому предшественнику Пушкину, Лермонтов нашел в личности и творчестве Байрона много близкого себе. «У нас одна душа, одни и те же муки»,- писал поэт в стихотворении «К ***» («Не думай, чтоб я был достоин сожаленья…», 1830). Через два года он пишет стихотворение «Нет, я не Байрон, я другой…», в котором признает свою самостоятельность по отношению к английскому романтику. Как и Пушкин, Лермонтов не стал «байронистом», а остался поэтом «с русскою душой». И герой лермонтовских «кавказских» поэм, и их идейный смысл, и их композиционная форма существенно отличаются от того, что было характерно для «байронической» поэмы.
Новой ступенью в развитии эпической поэзии Лермонтова явился цикл «кавказских» поэм, созданный им в 1830-1833 гг.: «Каллы», «Аул Бастунджи», «Измаил-Бей», «Хаджи Абрек». Если первые поэмы Лермонтова были во многом навеяны чтением любимых книг, то в новом цикле поэм заметно выступает реальная основа романтических образов и сюжетов. Советские исследователи творчества Лермонтова собрали большой материал о реально-бытовых источниках его «кавказских» поэм. Для ряда романтических героев Лермонтова найдены реальные прототипы. Например, Измаил-Бей – лицо историческое, и в поэме отражены основные факты его жизни. Установлена бытовая верность этнографических подробностей (горские обычаи, семейный и общественный быт). Большое значение для «кавказских» поэм имело знакомство Лермонтова с фольклором народов Кавказа: песнями, преданиями, сказаниями. Отзвуки кавказского фольклора (например, легенды о злом духе Амирани, прикованном к скале, или о горном духе Гуде, полюбившем девушку грузинку) слышатся в различных поэмах Лермонтова, особенно отчетливо – в «Демоне».
Естественно было эти слова отнести не только к древним новгородцам, но и к сосланным декабристам. «Отчизны верные сыны» – таким характерным для декабристской поэзии выражением Лермонтов называет группу непримиримых борцов против тирании, заявляющих: «Но до конца вражда!»
Как вольность пробудить опять.
Не перестали помышлять
Близость к Байрону в ранний период творчества Лермонтова наиболее ярко проявляет
В изгнанье дальнем и глухом,
Но в политическом содержании поэмы Лермонтова можно увидеть дальнейшее развитие революционной идеологии, объясняемое новой политической обстановкой. Лермонтов рисует «гордую страну», вынужденную склониться «пред властию чужой», забывшую «песню вольности святой». Но есть еще «горсть людей», которые
Начав с пушкинских и байроновских образцов, юный Лермонтов усваивает и традиции поэмы декабристов. Особенно отчетливо это проявилось в повести в стихах «Последний сын вольности» (1830- 1831). Непосредственным образцом был здесь для Лермонтова «Вадим» Пушкина, однако общие идейно-художественные особенности поэмы связывают ее с историческим эпосом декабристов в целом. В «Последнем сыне вольности» тема защиты национальной свободы Славян от поработителей-варягов трактуется как тема общественной свободы. Вадим обрисовывается как герой-гражданин. По примеру К. Ф. Рылеева событиям личной жизни отводится второстепенное место. В духе декабристской поэзии историческая тематика используется для пропаганды идеала политической свободы, гражданского героизма, борьбы. Все изложение приобретает двойное значение: историческое и современное.
В противоположность разочарованному, охладевшему герою-индивидуалисту романтических поэм (под влиянием «восточных» поэм Байрона и «южных» поэм Пушкина) в характере лермонтовского романтического героя на первый план выступают такие черты, как страстность, сила стремлений, решительность, волевая настойчивость. Полным контрастом социальному одиночеству романтического героя-отщепенца является кровная связь лермонтовских горцев со своим народом. В образах своих героев поэт стремился воплотить национальный характер кавказских народов, показать их любовь к Кавказу, их свободолюбие.