Простой русский человек в рассказах Лескова

Николай Семенович Лесков — самобытный русский писатель, популярность которого растет год от года. Чем больше и чаще возникает разговоров о загадочной русской душе, тем охотнее вспоминают Лескова, полно, своеобразно и реально показавшего русского человека без прикрас, со всеми его противоречиями. Его произведения парадоксальны, лубочные на первый взгляд, они не так однозначны, как могут показаться поначалу.

Патриотический рассказ «Левша» при серьезном и детальном рассмотрении оказывается намного сложнее.

Да, рассказ повествует о мастерстве тульских оружейников, сумевших подковать малюсенькую металлическую блоху. «На каждой подковке мастерово имя выставлено: какой русский мастер ту подковку делал… моего одного имени нет… Я мельче этих подковок работал: я гвоздики выковывал… там уж никакой мелкоскоп взять не может…» —говорит о своей работе Левша.— А работают бедняки без «мелкоскопа», а у нас глаз так пристрелявши…» Но в результате этой удивительной, почти фантастической работы блоха перестала танцевать, «вариации делать». В этом, вероятно, вина не тульских мастеров, золотые руки которых способны творить чудеса, а их господ, которые заставляют крепостных выполнять любую свою прихоть, даже самую абсурдную. Это не гимн труду и русскому умельцу, а скорее драматическое изображение его тяжелого положения. Очень своеобразен и язык Лескова.

Особенно в рассказе «Левша». Народная этимология играет здесь особую роль. Хотя автор и говорит от первого лица, но народный язык, специфический говор позволяет ему спрятаться за «чужими» словами, не давая оценки событиям. Он лишь бытописатель, сторонний, но очень заинтересованный рассказчик. Тема самородного русского таланта развивается Лесковым в повестях «Тупейных художник» и «Очарованный странник». У Лескова вечные вопросы. Господи, на что человек способен? На величайший взлет и величайшее падение.

<

p>В «Очарованном страннике» его герой похож на Илью Муромца. Илья Флягин — это прямая связь с Иванушкой из сказки. Два Иванушки: дурачок и добрый молодец. Иван Флягин соединяет в себе характеры обоих Иванов, то есть его характер двойственный. Как всегда у Лескова, говорящее имя. Фляга — сосуд, что ни налей, будет носить в себе. Иван Флягин — огромная сила, но в рясе. Всю жизнь погибал, а не погиб, по-прежнему полон сил, с удивлением и восхищением смотрит на окружающий мир. Он рвется из колеи, которая для него проложена судьбой: «Я ведь много что происходил, мне довелось быть-с и на конях, и под конями, и в плену был, и воевал, и сам людей бил, и меня увечили, так что, может быть, не всякий бы вынес…

* — А когда же вы в монастырь пошли?

* — Это недавно-с…

* — И тоже призвание к этому почувствовали?

* — М-м-м не знаю, как это объяснить, впрочем, надо полагать, что имел-с».

Он прошел все свои испытания. И что потом? Повествование от первого лица позволяет создать доверительность, почти интимность. Особая доверительность реализуется и через композицию. Вся эта вещь построена не традиционно, а как цепочка новелл: крепостной форейтор — нянька — плен татарский— любовь — без имени; и подвиг — монастырь. Герой проходит различные «испытанья»: любовью, отношением к женщине, к ребенку. Он вырывается из-под чар судьбы, мечется. Дурацкая слепая сила кипит, убил ни за что монашка. И вот он в финале повести моленый сын. А за что ему монастырь? За убийство. Богатырь, который защищал родную землю, и убийца…

Да и в монастыре силы его гуляют, страсти кипят. Идет человек во власти предсказанных чар и странствует он; герой, богатырь, мученик и убийца одновременно. Простой русский человек, жаждущий подвига, смиряющий себя во имя Бога или людей?

— Непременно-с: мне за народ очень умереть хочется.