Характерно, что этот замысел остался неосуществленным. Это был последний отзвук мрачных, «байронических» настроений поэта — настроений той поры, когда Байрон противопоставлял свое гордое одиночество всему обществу в целом. В последний период творчества, на основе связи с реальным революционным движением преодолевая романтическую разочарованность, Байрон перешел к полнокровной реалистической сатире («Беппо», «Дон-Жуан», «Видение суда», «Бронзовый век»).
Не безнадежная война одиночки с обществом, а тесная связь поэта с революционной частью общества в ее борьбе против господствующих классов — вот новая позиция Байрона, отраженная в его итальянских и греческих дневниках. И гордый Байрон впервые подчиняет спою личность интересам общего дела, готов отдать и отдает свою жизнь делу восставшего народа.
Традиции Байрона живы в делах таких лучших сынов английского народа, как Ральф Фокс, Дж. Корн-форд, Дж. Спригг (Колдуэлл), в делах их единомышленников и товарищей, продолжающих борьбу за идеалы передового прогрессивного человечества.
В нашей стране хорошо знают блестящих английских романистов — Диккенса и Теккерея, знают и менее значительных писательниц, их современниц, — Шарлотту Бронте и Элизабет Гаскелл. Джордж Элиот (настоящее имя ее Мэри Энн Ивенс) известна несравнимо меньше. А между тем ее творчество очень важное звено в развитии английской литературы. Эту писательницу в некотором смысле можно сопоставить с ее французскими современниками Флобером и Золя.
Между классическим реализмом Диккенса и Теккерея и реализмом XX века лежит переходная полоса в развитии литературы. Она представлена не только литературой «конца века», всевозможными разновидностями литературы декаданса, но и новым типом реализма, возникшим в центральных европейских странах после революции 1848 года.
Джордж Элиот (1819—1880)—одна из выдающихся представительниц этого реализма.
Изучение его сильных и слабых сторон помогает понять, как развивался, какими путями шел реализм в рамках буржуазного общества.
Важнейшее значение для понимания идейной позиции Джордж Элиот имеет философия позитивизма. Смысл и причины популярности этой философии необходимо здесь уяснить.
Их потребность в философском синтезе удовлетворяла очень распространенная в ту пору философия позитивизма, выдвинутая Огюстом Контом. Англичанам были близки и элементы агностицизма у Конта, и подчеркнутая им роль здравого смысла (по Конту, философия есть лишь «обобщенный и систематизированный здравый смысл»). В пуританской Англии особенным успехом пользовались нравственная и религиозная сторона учения Конта: с точки зрения социального равновесия, по Конту, важны не столько «права человека», сколько его обязанности. Каждый должен учиться жить для других (отсюда изобретенное Канто
Под влиянием позитивизма находились в Англии люди весьма различных политических взглядов и различного политического поведения. Среди них был и муж Джордж Элиот — Джордж Генри Льюис.
Льюис сочетал политический радикализм с ортодоксальным контизмом. Понимая, что контовская идея сочетания прогресса и порядка ближе всего к компромиссной политике вигов, он безуспешно пытался доказать в своей работе о Конте, что из его учения можно сделать и более решительные выводы. В философии он пытался бороться с элементами кантианства и агностицизма у Спенсера и других современных ему английских философов, но из-за крайней механистичности своей концепции приходил к плоским, а подчас и просто абсурдным выводам. Одно время он всякую философию отождествлял с идеалистической метафизикой и доказывал ее ненужность. Знания о мире человек получает мри помощи органов чувств, особого органа для философствования у него нет, стало быть, философию надо заменить опытными, естественными науками. В более позднем сочинении Льюис признает философию и метафизику как обобщение данных, получаемых естественными науками.
Здесь Льюис продолжает войну с априоризмом и агностицизмом. «Все понятия, даже самые отвлеченные, были первоначально ощущениями», — пишет он. То, что кажется нам врожденными идеями, тоже возникло из опыта, но не нашего, а опыта наших предков. За вещами не стоят никакие таинственные «вещи в себе», за процессами природы не скрываются никакие таинственные силы. Но тут-то Льюис и начинает упрощать. Он не признает разницы между сущностью и явлением, причиной и следствием. «Предметы суть их свойства и ничего более»2. Вещи таковы, какими они нам кажутся. Причина какого-либо процесса природы есть сам этот процесс. Причина падения тел заключается в самом процессе их падения. Борясь с объективным идеализмом, пытаясь объяснить процесс мышления научно, чисто физиологически, Льюис вследствие своей недиалек-тнчности и неясного представления о материализме приходит порой к формулировкам, которые нельзя расценить иначе как субъективный идеализм. Так, например, он заявляет: «Вещи суть ассоциации ощущений, известные группы нервных единиц с определенным названием». Об этой формулировке русский критик Льюиса (Стадлин) справедливо говорит: «Причудливей этой смеси идеализма (по смыслу) и материализма (по способу выражения) невозможно ничего себе представить».