Творчество Джона Мильтона, замечательного поэта, выдвинутого английской буржуазной революцией XVII в., было и остается одной из политически острых проблем в изучении западных литератур. Объясняется это тем, что вопрос о Мильтоне — это прежде всего вопрос о художнике и революции. В 20-х гг. нашего столетия проф. Грирсон, обвинявший Мильтона в близости к... большевизму, сокрушенно рассуждал на тему о загадках, таящихся в замысле поэм Мильтона, и констатировал бессилие английских и американских литературоведов перед этими «загадками», главной из которых для Грирсона оставался вопрос о Сатане: кто же он для Мильтона — «герой» или «архивраг»? В высказываниях Белинского о Мильтоне есть ключ к этой мнимой «загадке».
Редкие голоса, защищающие в Мильтоне поэта, замечательного как общественным содержанием, так и художественным мастерством своих произведений, звучат неуверенно и робко в общем хоре реакционной западноевропейской критики. Однако мы помним, что М. Горький назвал Мильтона одним из тех великих писателей, которых окрылило творчество коллектива, которые «черпали вдохновение из источника народной поэзии». М. Горький зорко увидел в Мильтоне поэта, во многом ограниченного буржуазным кругозором, но он же назвал его одним из лучших представителей мировой литературы.
Мильтон- был участником английской буржуазной революции; это во многом определило его мировоззрение и его творческий метод. Непосредственное участие в революционных событиях 40 — 50-х гг. XVII в. духовно закалило Мильтона, дало ему огромный политический опыт, органически слившийся с его энциклопедической образованностью, воспитало в нем поэта, по праву считающегося одним из великих представителей английской литературы.
В течение 250 лет идет борьба вокруг Мильтона. В конце XVII в. Мильтон вызывал восхищение врагов абсолютизма и ненависть его защитников. В XVIII в. английские просветители (особенно Аддисон) в своих журналах прославляли Мильтона как великого поэта, а виги вроде Бэрона популяризировали его публицистику, предпосылая новым изданиям трактатов Мильтона предисловия, полные намеков на современные политические события в Англии. В ответ на это Дорийская критика во главе с С. Джонсоном ополчалась на поэта английской буржуазной революции.
Вместе с тем уже в -XVIII в. английские церковники, выдвигая на первый план религиозные элементы творчества Мильтона, пытались превратить его в один, из столпов лицемерного британского ханжеского пуританизма в той особо гнусной его форме, которая стала складываться после событий 1688 г. В конце XVIII в. французская буржуазная революция обострила борьбу вокруг оценки Мильтона. Для передовых людей Запада и в трактовке представителей революционного романтизма (особенно Шелли), он был поэтом-гражданином и тираноборцем. И как бы ни старались его фальсифицировать романтики-реакционеры, чартистская пресса в 30 —40-х гг. XIX в. пользовалась для обличения буржуазной тирании словами Мильтона, направленными против тирании абсолютизма.
Романтическая критика уделила Мильтону очень много внимания.
С. Т. Колридж в своих лекциях, читанных в 1817 г., убеждал аудиторию в том, что Мильтон ушел в поэзию, разочаровавшись в революции. В произведениях Мильтона Колридж видел религиозное покаяние грешника, некогда оправдавшего мятеж и цареубийство.
Хэзлитт, один из представителей либерального романтизма, в своей лекции о поэте (1817), снисходительно одобрил Мильтона. По Хэзлитт сосредоточил все внимание на эстетической стороне поэзии Мильтона и превратил его — оратора, обличителя, мыслителя — в эстета-формалиста, поглощенного заботой о звуках и образах.
_Дизраэли, не раз тревоживший память Мильтона в своих гладких, но бессодержательных этюдах, развязно настаивал на его либерализме, забыв о том, что именно в трактатах Мильтона идея революционного насилия нашла убежденное и яркое оправдание, наложив печать активное и исторического оптимизма на все творчество Мильтона.
В противовес этим концепциям выступил революционный романтик П. Б. Шелли, ценивший в Мильтоне поэта-гражданина. Для Шелли Мильтон был «светочем в ночи Реставрации». В «Защите поэзии» (1821) Шелли указывал на пример Мильтона, призывая не поддаваться тлетворному влиянию безвременья.
Безыменные авторы, наспех стряпавшие предисловия к новым русским переводам Мильтона, часто подсовывали русскому читателю клеветнические материалы на поэта, опубликованные за рубежом.
Наконец, университетские профессора — авторы руководств и курсов 20-х и 40-х гг. Мерзляков, Давыдов, Шевырев рассматривали творчество Мильтона, согласно традиции, в разряде «эпопей», превознося моральные достоинства его поэм и осторожно осуждая «странности» стиля.
Тем разительнее контрастируют со всем этим высказывания о Мильтоне Пушкина, рассеянные в ряде его законченных и незавершенных критических заметок и систематизированные в поздней статье «О Мильтоне и шатобриановом переводе «Потерянного рая». На основании сверки текста статьи в «Современнике» с ее черновиками мы узнали, что Мильтон для Пушкина — «пылкий суровый защитник 1648 г.»4 (т. е. революции), «защитник прав английского народа», «политический писатель, славный в Европе».
Кроме этой весьма сочувственной характеристики, статьи и заметки Пушкина ценны и интересны не только заостренностью внимания к общественному содержанию творчества Мильтона, но и чрезвычайно верным подходом к его творческому методу, в котором Пушкин увидел противоречия, не отрицающие друг друга, а находящиеся в некоем диалектическом единстве. Белинский, несомненно, присматривался к отзывам Пушкина о Мильтоне. Великий русский критик одобрительно упоминал в своих статьях о том, как Пушкин вступился за Мильтона, высмеяв Гюго и Виньи за легкомысленную фальсификацию биографии и творчества Мильтона.
Пушкин был не одинок в своем отношении к Мильтону. За его высказываниями чувствуется целая традиция, восходящая к Радищеву, к декабристам (Кюхельбекер) русским ценителям мильтоновой гражданственности.