В целом его творчество более соответствует тенденциям развития русской поэзии 30-х годов, чем 20-х, хотя Баратынский участвовал в литературном движении и предшествующего периода. Белинский писал: «Лирический поэт нашего времени более грустит и жалуется, нежели восхищается и радуется, более спрашивает и исследует, нежели безотчетно восхищается… Мысль — вот предмет его вдохновения». Эти слова определяют характер поэтической оригинальности Баратынского, которая как раз и заключалась в том, что он, по точному определению Пушкина, мыслил в своих стихах. Очень показательна в этом отношении прямая полемика Баратынского с Батюшковым и Жуковским. Их принцип поэтической деятельности выражен в афоризме: «Живи, как пишешь, и пиши, как живешь». Для Баратынского этого уже мало. В послании «Богдановичу» (1824) он выдвигает свое понимание задачи, стоящей перед ним: «Что мыслю, то пишу».
Баратынский привлек внимание современников прежде всего оригинальной разработкой жанра элегии, которая отличалась у него глубокой искренностью и психологизмом. В самый субъективный вид поэзии он внес большое философское содержание. Его лирический герой полон сомнений, неуверенности в себе. Это придает его мироощущению трагический характер. Анализ раздвоенности, внутренней противоречивости натуры человека, столкновения в его душе добра и зла в первую очередь привлекает внимание поэта. Он не столько описывает душевное состояние героя, сколько стремится объяснить его. Это же относится и к его любовной лирике, в которой намечаются драматические столкновения психологического плана, как, например, в известном «Разуверении» («Не искушай меня без нужды…», 1821), положенном на музыку М. И. Глинкой.
В лирике Баратынского уже наметился тот «диалог» между героем и героиней, который впоследствии будет глубоко разработан Тютчевым. Несомненную роль сыграл Баратынский и в развитии русской романтической поэмы. Его первый опыт в этом жанре («Эда») до некоторой степени отличался от творческого опыта Пушкина. Баратынский подчеркивал обыденность происшествия, положенного в основу сюжета его поэмы, простоту характеров, отсутствие экзотики в описаниях. Тем не менее полностью уйти от романтических традиций и, в частности, от традиций Пушкина ему не удалось.
Близость литературных позиций Пушкина и Баратынского выразилась в том, что оба поэта в 1828 г. совместно выпустили книгу «Две повести в стихах», куда вошли пушкинская поэма «Граф Нулин» и «Бал» Баратынского. Как в этой, так и в следующей поэме «Цыганка» (раннее название — «Наложница», 1831—-1832) Баратынский переносит действие в московское дворянское общество, критикуя его за лицемерную мораль. Герои поэм — люди бурных, неудержных страстей, которые в конечном счете их и губят. Следует отметить, что творческие открытия Пушкина-реалиста, выразившиеся в «Евгении Онегине», не были в полной мере восприняты Баратынским. Его герои но столько обусловлены средою, сколько противопоставлены ей. В этих поэмах Баратынский следовал общим принципам романтического искусства. Бытовые детали (и даже натуралистические подробности), встречающиеся в поэмах, не свидетельствуют о реалистических тенденциях в его творчестве. Романтики могли обращаться и к изображению быта, но он воспринимался как нечто низкое, противостоящее героям, никак не объясняя и не определяя их характеров. Это был всего лишь контрастный фон. Не случайно сам Баратынский назвал «Цыганку» («Наложницу») «поэмой ультраромантической». Однако- пристальный интерес автора к сложной, внутренне противоречивой психологии его героев, рас
В 30-е годы усиливаются философские мотивы в лирике Баратынского, что сближало его с творчеством поэтов-«любомудров». Немецкий философ Шеллинг, на которого постоянно ориентировались «любомудры», выдвигал положение о единстве мира, о родстве жизни человека и природы. Этими идеями был увлечен и поздний Баратынский, что отчетливо выразилось в его известном стихотворении «На смерть Гете» (1832):
* «Была ему звездная книга ясна,
* И с ним говорила морская волна».
Романтики не просто приобщались к природе, они стремились как бы «слиться» с нею, погрузиться в ее внутреннюю жизнь. Баратынский одним из первых передавал в своих стихах ощущение таинственной связи человеческой души с природою. Его описание водопада, например, явно отталкивается от знаменитого стихотворения Державина «Водопад». Державин восхищен блеском, сверканием водопада, он сравнивает его с алмазной горой, жемчугом. серебром. Баратынский же, отказываясь от ярких, живописных, красочных сравнений и эпитетов, прежде всего вслушивается в тайную речь шумящего потока:
* Как очарованный стою
* Над дымной бездною твоею
* И, мнится, сердцем разумею
* Речь безглагольную твою…
* («Шуми, шуми с крутой вершины…», 1827)
Для характеристики миропонимания Баратынского 30-х годов очень важно его стихотворение «Последний поэт» («Век шествует своим путем железным…», 1835), в котором отчетливо выражено типичное для поэта-романтика неприятие идей просвещения: они ведут к промышленному прогрессу, но убивают духовность и поэзию, разрушают гармоническую цельность человека. Стихотворение это вызвало резкую критику Белинского, который считал, что Баратынский не понял требований своего времени и тем самым защищал консервативные идеи. Необходимо учитывать все же, что Баратынский одним из первых затронул вопрос о противоречии между прогрессом цивилизации и духовным обнищанием человека при капитализме. В этом конфликте поэт почувствовал трагическую сторону, придя к выводу о ненужности поэзии для поколений, которые «.промышленным заботам преданы…» . Образ железного века использовал еще Батюшков в «Видении на берегах Леты» (1809), но он еще не придавал ему обобщенно-философского звучания. Трагические же предчувствия Баратынского о судьбах искусства, культуры, его мысли о положении поэзии в «железном» мире будут подхвачены другими русскими поэтами XIX—XX веков. В 1828 г. Баратынский написал прекрасное стихотворение:
* Мой дар убог, и голос мой не громок,
* Но я живу, и на земле мое
* Кому-нибудь любезно бытие:
* Его найдет далекий мои потомок
* В моих стихах; как знать душа моя
* Окажется с душой его в сношеньи,
* И как нашел я друга в поколенья,
* Читателя найду в потомстве я.
Предчувствие не обмануло поэта. Творчество Баратынского является одной из ярких страниц в истории русской поэзии. По словам Белинского, «из всех русских поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место, бесспорно, принадлежит Баратынскому. Идеи и образы Баратынского, его творческий опыт не прошли бесследно даже для Пушкина, который высоко ценил талант своего современника, и для поэтов последующих поколений — Лермонтова, Тютчева, Блока, Брюсова, а в советский период — Н. Заболоцкого, Л. Мартынова, Е. Винокурова и др.