Несколько лет Барбюс работал над романом «Звенья цепи», вышедшим в 1925 году. В предисловии романа, носящем характер литературного манифеста, Барбюс еще раз доказывал необходимость создания нового искусства, такого художественного произведения, которое заключало бы обобщение исторического опыта, объективных закономерностей истории. Герой романа «Звенья цепи», от лица которого ведется повествование,— молодой поэт Клеман Трашель. Вновь обратившись в романе к теме превращения обывательского сознания в революционное, Барбюс стремится обусловить перелом в позиции героя познанием жизненного опыта народа на протяжении многих веков, познанием политической борьбы.
Историю человечества Барбюс трактует в романе как историю бесчисленных страданий, выпадающих на долю трудящихся. Высшим пределом этих страданий является в романе первая мировая война. Страницы, посвященные войне, напоминают «Огонь» и «Ясность». Писатель хочет придать роману характер эпического полотна, рисующего жизнь коллектива, и связать с судьбой коллектива судьбу индивидуума. Герой Барбюса, как и герой Роллана, это—«капля», в которой отражается океан жизни. По сути дела, Барбюс. искал путь к тому, что и осуществляется социалистическим реализмом,— наиболее полному воспроизведению жизни, раскрытию индивидуального сознания как частицы, отражающей современную действительность в ее главных признаках и противоречиях. Достижение «ясности»— задача романа «Звенья цепи». Но Барбюс еще не нашел органического, естественного воссоединения революционной правды и «я» героя; в книге доминирует странное, лихорадочное состояние человека, наделенного мистическим свойством ясновидения. Действительность причудливо деформируется, весь мир становится зыбким, полуфантастическим.
Герои сборника повестей «Сила. Три фильма» (1926) и романа «Взлет» (1930) также постигают противоречия эксплуататорского общества и приходят к выводам о необходимости революционной борьбы. Все три повести сборника «Сила»— это напоминающие «Звенья цепи» социально-политические «обозрения», в которых картины прошлого, настоящего, размышления писателя лишь внешне соединены в единое целое фантастическими происшествиями, случающимися с героями произведений. В повести «Сила» это путешествия Тимона, изобретателя всепроника
Аллегоризм и фантастика в сборнике «Сила. Три фильма», в романе «Взлет» — отражение сущности искусства Барбюса как искусства, обобщающего опыт истории, раздвигающего горизонты «индивидуального сознания» до горизонтов всего человечества, всего общества. Барбюс искал пути к новому эпическому искусству, в котором бы непосредственно и широко отразился опыт коллектива. Однако в этих произведениях писатель выполнял свою поистине новаторскую задачу, прибегая к приемам искусственным, строя умозрительные композиции. Призывая к созданию нового искусства, новых форм, Барбюс недооценивал тогда самую специфику искусства, роль художественного образа. Барбюсу настолько ненавистен был буржуазный индивидуализм, что он впадал в другую крайность, пытался потеснить «я» героя во всем своеобразии его внутреннего мира. Ревизию старых форм Барбюс понимал и в смысле превращения произведения искусства в «научную схему», в роман-обозрение, уподобляемый кинофильму быстрой сменой картин-кадров (так построены повести сборника «Сила» и роман «Взлет»).
В предисловии к сборнику «Правдивые повести» (1928) Барбюс писал, что их содержание он почерпнул или из событий, свидетелем которых был сам, или же из рассказов очевидцев. Сборник напоминает «Огонь» — никакой искусственности и нарочитости в книге нет; в ней царит поразительное ощущение силы и величия правды. Барбюс писал «только о фактах», о «различных фактах».