Борис Пастернак о поэте и поэзии

«Во всём мне хочется дойти

До самой сути...»

Б. Пастернак

Когда читаешь лирику Бориса Пастернака, стихия поэзии захлестывает тебя, как ливень, и тебе передаётся вся полнота ощущения мира, восхищения миром. Поэт кажется неотъемлемой частью Земли, жизни, её голосом — голосом лесов, лугов, птиц. Неслучайно, когда Пастернаку понадобилось дать определение по­эзии, он взял его из окружающей действительности:

«Это — круто налившийся свист,

Это — щёлканье сдавленных льдинок,

Это — ночь, леденящая лист,

Это — двух Соловьёв поединок».

Такое определение — не только метафора, это — поэтическая задача, эстетическое кредо Пастернака. Для Пастернака главное — не сосредоточиться на собственном «я», а соотнести себя с миром, стать его «глазами» и «ушами». Поэзия вырастает из быта и становится бытием. Вещи, обиход, пейзаж втягиваются в орбиту страсти, в её воздух:

«И сады, и пруды, и ограды,

И кипящее белыми воплями

Мирозданье — лишь страсти разряды,

Человеческим сердцем накопленной».

(«Определение творчества»)

Связь с миром рождает неожиданность, внезапность вдохновения, которое возникает из впечатлений жизни:

«И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд».

(«Февраль. Достать чернил...»)

В отличие от поэтов-романтиков, Пастернак не бежит из дома, от жизни, от быта, нет, он его любовно вбирает в себя, превращая в стихи:

«Когда еще звёзды так низко росли

И полночь в бурьян окунало,

Пылал и пугался намокший муслин,

Льнул, жался и жаждал финала?»

(«Степь»)

Даже в стихах, где поэзия сама является темой, эта тема раскрывается через описание обыденной жизни, природы:

«Поэзия, я буду клясться

Тобой и кончу, прохрипев:

Ты не осанка сладкогласна,

Ты — лето с местом в третьем классе,

Ты — пригород, а не припев».

(«Поэзия»)

Или еще:

«Поэзия! Греческой губкой в присосках

Будь ты, и меж зелени клейкой

Тебя б положил я на мокрую доску

Зелёной садовой скамейки».

(«Весна»)

Собственно о природе у Пастернака стихов почти нет. Пейзаж или время года везде «очеловечены», «одухотворены» присутствием поэта:

«Чьи стихи настолько нашумели,

Что и гром их болью изумлён?

Надо быть в бреду по меньшей мере,

Чтобы дать согласье быть землёй».

(«Болезни земли»)

Мир земли и воды поэт понимает и принимает. Но каковы его взаимоотноше­ния с миром людей? У Пастернака есть стихи, где, на первый взгляд, проявляет­ся традиционное противопоставление «поэт и толпа»:

«Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе

Расшиблась весенним дождём обо всех,

Но люди в брелоках высоко брюзгливы

И вежливо жалят, как змеи в овсе».

(«Сестра моя — жизнь...»)

Жизнь для поэта — сестра (ощущение кровного родства и равенства). И поэт обижается не столько за себя, сколько за неё — ибо её богатство, её щедрость не ценят.

Даже в раннем стихотворении «Пиры» поэт не противопоставляет себя миру обычных людей, а лишь ставит особняком:

«Наследственность и смерть — застольцы наших трапез.

И тихою зарёй — верхи дерев горят —

В сухарнице, как мышь, копается анапест,

И Золушка, спеша, меняет свой наряд».

Но наследственность и смерть — над всеми, и это уравновешивает творца и с остальными людьми.

По-настоящему романтический конфликт разворачивается в стихотворении «Любимая — жуть! Когда любит поэт»:«Он видит, как свадьбы справляют вокруг.

Как спаивают, просыпаются.

Как общелягушечью эту икру

Зовут, обрядив её, — паюсной».